С каждым приступом боль становится злее и продолжительнее.
Звонит телефон — Стибун или Мами из лаборатории. Юра не может взять трубку: боится — не удержит.
Телефон умолк.
Давление пружины нарастает — сколько же сегодня у нее витков?
Опять звонит телефон или ему чудится? У Стибуна, очевидно, по-прежнему летят в капиллярах вводы. Он может и не звонить, Юра сам все знает. Но ничего другого он еще не придумал.
Кажется, он теряет сознание.
Открыл глаза. Будто закрывал на мгновение, а перед ним уже Мариша и Илья.
Мариша трет виски мокрой салфеткой. A-а, нашатырный спирт. Илья со шприцем — шприц полный, желтоватый. Морфий!
Юра хочет сказать Илье, чтобы не смел.
Илья наклонился, делает щипок на руке, сейчас уколет.
Юра собирает остатки сил и отталкивает его.
Илья от неожиданности роняет шприц. Юра слышит звон разбитого стекла.
Мариша закусила губы, моргает, моргает, чтобы не заплакать.
Последний виток, и пружина остановилась. Можно вздохнуть.
— Ты извини, кандидат наук, — говорит Юра. — Дай лучше пить.
— Ладно, — кивает Илья и дает ему со стола чашку с водой.
Мариша подбирает осколки шприца и ломаные карандаши.
— Старый товарищ называется, и туда же со шприцем. Обещал мне, трепач.
Илья приподнял ему голову, чтобы удобнее было пить.
— Помалкивай. Сам трепач.
— Что? Аэросани вспомнил?
— А ты думал!
Юра попросил еще пить, потом устало закрыл глаза.
Илья показал Марише на дверь, и Мариша осторожно вышла. Илья раскрутил контактную розетку телефона, выдернул шнур и тоже незаметно вышел.
У Юры в комнате производственное совещание. В креслах и на стульях сидят Мами, Стибун и еще двое новых работников — Ильичев и Григорьян. Алехин недавно прикомандировал их к Юриной группе.
Юра давал задание по разработке вводов. Были испытаны уже всякие вводы — и проволочные и жидкостные. Но все не выдерживали высокого давления.
Порой думалось, что тупик, преграда, которую не одолеешь.
Мариша сжалилась и предложила папиросы. Юра отказался.
Ни на минуту не расставался с фанеркой из платяного шкафа. Илья смастерил на ней защелки, которые удерживали в любом положении бумагу, логарифмическую линейку, а сбоку самопишущую ручку. Так работать лежа было намного удобнее.
Юра исписал уже стопку бумаги — расчеты, наброски, эскизы. По привычке пошли в ход поля справочников и журналов. Даже фанерка с двух сторон покрылась формулами и цифрами.
Многое из придуманного испытывалось в лаборатории, но большая часть оставалась на месте, на бумаге.
На этот раз Юра давал задание разработать вводы по принципу обратных шлифов, которые притирались бы в капилляре, как притирается пробка во флаконе с духами. Изготовить шлифы с малым конусом, тогда давление в генераторе не вытолкнет их, а, наоборот, уплотнит, прижмет к стенкам.
Когда Юра кончил сообщение о шлифах, начали задавать вопросы.
— Какой они должны быть формы?
— Обыкновенный конус.
— Какой угол на сторону?
— Один, два градуса. А еще лучше устроить несколько опытов со шлифами под различными углами, но не свыше трех.
Мами вела запись совещания в журнал.
— Капилляров тоже закажите побольше. В мастерских будут вздыхать, а вы заказывайте.
— Закажем, — кивнула Мами. — Повздыхают и перестанут.
— У нас теперь свой импульсник, — похвастался Стибун. — Собственный.
— Откуда?
— Алехин вчера подарил. «Губите, сказал, окаянные, по своему усмотрению».
— Юрий Николаевич, — улыбнулся Ильичев, — охрана труда наведывалась.
— Караулят, — сказал Григорьян, — когда со ртутью что-нибудь нарушим.
— Но вы не очень уж нахально там. С охраной труда бороться сложно, у них параграфы.
— А мы Настю в дозор ставим.
Пошутили, посмеялись.
Юра продиктовал порядок проведения испытаний со шлифами на давление. Производственное совещание закончили. Все быстро поднялись и начали прощаться. В это время приехал Алехин.
Марише он сказал:
— Дел никаких не имею, навестить заглянул.
Но когда Алехин посмотрел на Юру, обессиленного и бледного, тоже собрался уходить вместе со всеми.
Юра попытался удержать.
— После приеду, — буркнул Алехин и, как и прежде, только тихонько толкнул Юру в плечо.
Перерывы между приступами становились короче. Боли изматывали, голова ныла не переставая, и утром, и днем, и вечером.
От наркотиков Юра по-прежнему отказывался. Разрешил увеличить на ночь дозу снотворного и колоть кордиамин.