В городе — предпраздничное оживление. Улицы залиты огнями, усыпаны хвоей возле елочных базаров. В магазинах люди покупают продукты по спискам, чтобы чего-нибудь не позабыть. Кассы выбивают чеки метровыми лентами. В столах заказов упаковывают огромные свертки. Они едва пролезают в дверцы автобусов и троллейбусов.
«Все счастливые», — думала Светлана, а у нее на душе неспокойно. Встреча с Володей пробудила прошлое, глупую ссору еще в начале войны.
Володя уехал тогда в авиационное училище. Сперва писал письма. Потом перестал, потому что Светлана не отвечала. Была на него сердита. Да и уставала от работы в госпитале, где находилась почти безвыходно: развешивала и сворачивала для аптеки порошки, гладила и скатывала старые бинты, чтобы ими снова можно было пользоваться, промазывала вазелином инструменты после операций, делала марлевые шарики-тампоны, училась накладывать повязки — круговые, колосовидные, спиральные.
Только однажды, когда Светлана узнала от Кальмы, что Володя, перешивая на гимнастерке подворотничок, вытаскивает нитку, стирает и потом снова ею пользуется, она взяла пустой конверт, отмотала от катушки белых ниток и послала Володе в этом пустом конверте.
Но это все в прошлом. Главное теперь — девочка. Она серьезно больна. Догадывается ли Володя о серьезности заболевания? А вдруг не удастся спасти девочку? Володя может не простить этого.
Светлана давала девочке самые новые препараты, вводила уколами витамины, следила, чтобы она хорошо ела, отвлекала от мысли о болезни.
Дети в палате быстро поняли, что девочку с продолговатыми грустными глазами нельзя оставлять одну.
Они пускали возле ее постели заводные игрушки, сажали перед ней своих кукол, притаскивали и показывали кошек, которые жили в клинике, читали вслух книжки. Читала книжки и Светлана всем ребятам, когда они собирались у постели девочки.
Девочка пугалась уколов. Еще с утра допытывалась у Светланы:
— А сегодня будете колоть?
Светлана старалась не говорить об этом, спрашивала, почему она не пьет томатный сок, не ест мандарины, давно ли был отец и что подарил. Хотя сама прекрасно знала, когда был Володя и что он принес.
Светлана умела хорошо колоть, у нее был опыт.
Часто вспоминала она первый самостоятельный укол. Было это в перевязочной госпиталя. Иглы и шприц готовы: вскипели в стерилизаторе. Не готова только Светлана — нервничает, не может успокоиться. Опытная сестра Таисия Кондратьевна находится тут же, в перевязочной.
На табурете, спиной к Светлане, сидит раненый боец. Требуется ввести ему в руку витамин.
Таисия Кондратьевна специально посадила бойца спиной к Светлане, чтобы не видел, как она готовится к уколу, не смущал ее.
Светлана кусочком марли обернула горлышко ампулы, отломала. Взяла шприц и всунула было иглу в ампулу, но промахнулась — игла скользнула снаружи по ампуле.
— Смени, — сказала Таисия Кондратьевна, потому что игла стала уже не стерильной.
Светлана сменила.
Наконец игла в ампуле, и Светлана всасывает шприцем лекарство. В шприце — пузыри.
— Срез иглы держи книзу, ампулу наклони, — тихо говорит Таисия Кондратьевна.
Светлана думает только об одном: лишь бы не смотрели ей на пальцы. Они, может быть, дрожат, а это никуда не годится!
Светлана удалила из шприца пузыри. Долго перехватывала шприц, все боялась, что соскочит игла. Потом подошла к бойцу, защипнула у него на руке складку — зафиксировала кожу — и, придержав дыхание, точно стреляла из винтовки, ударом вколола иглу.
Боец крякнул. Плохо сделала! Больно!
Когда боец ушел из перевязочной, Таисия Кондратьевна сказала:
— Все наладится. Только знай — вводить иглу ударом надо очень точно, а то можно ее обломить. Кожу фиксируй крепче — не так больно будет. Потренируйся дома на подушке — очень помогает.
— На какой подушке?
— На обыкновенной, пуховой. Я так училась, в старину еще. Перестанешь бояться — пальцы успокоятся.
«Значит, пальцы все-таки дрожали».
Дома Светлана каждое утро колола шприцем подушку. Ночью, перед тем как лечь спать, опять колола.
Девочка уже успела, как и все дети, полюбить доктора. Показывала Светлане отцовские подарки. А потом снова спрашивала:
— А колоть меня будете?
— Да, колоть буду, — не выдерживала Светлана. — Это необходимо. Тогда ты выздоровеешь и поедешь в Крым, к морю.
— А что такое Крым? Расскажите мне. Далеко до него ехать?
— Далеко. Тысячу километров.
За окном намело крутые сугробы. Высокий снег покрыл землю — стужа, зима. А Светлана рассказывает девочке, как сама, еще маленькой, ездила на юг, в Крым, где зреют абрикосы и черешни, где на теплых крепких скалах живут ласточки, где бьется о берег сильное море.