А мы с Леной говорим о море, о теплоходах, о черном бамбуке, цветущем в Крыму раз в семьдесят лет, о мускате «Красный камень» и «Магарач» — вине, в котором никогда не увядает виноград и не остывает солнце.
Шофер включил радио, и мы услышали голос диктора:
«Девять годин, пятнадцать хвилин».
Тут мы почувствовали, как далеко находимся от Москвы.
За окнами автобуса один город сменялся другим: Лозовая, Павлоград, Запорожье, Мелитополь.
Попадались эшелоны грузовиков с ящиками, а в ящиках — фрукты. Это в Москву. И мы с Леной радовались, что фрукты едут в Москву.
По обочинам автострады встречались мальчишки в пестрых рубахах и в брюках разной длины. Когда автобус проезжал мимо мальчишек, они поднимали на вытянутых руках арбузы, предлагали купить.
— Эх вы, чудаки! — смеялась Лена. — Ну кто поверит, что арбузы у вас спелые. Вы всегда торопитесь и все срываете раньше времени!
На второй день мы прибыли в город Симферополь, откуда началась горная дорога на Ялту.
Когда приехали в Ялту, было уже темно.
Мы выбрались из автобуса. Подошли к перилам набережной.
— Постоим немного, — сказала Лена.
— Постоим.
— И помолчим, да?
— И помолчим.
Когда море рядом — хочется молчать.
На бетонном молу то вспыхивала, то меркла лампа маяка-мигуна. Мы вдыхали запах камней набережной, причальных канатов, запах смолы в ведерках с квачами для засмолки баркасов и лодок. Все это принадлежало морю. Далеко покачивались огоньки катера: бортовые — зеленый и красный и белый — на мачте.
Лена сказала:
— Здравствуй, море Черное!
Точно в ответ, мощно и протяжно загудел пароход. Парохода видно не было. Эхо от гудка долго блуждало в ночных горах.
— Пойдем. Поздно уже.
— Хорошо, пойдем. — Лена достала из кармана серебряные деньги и бросила за перила: — Дань морскому царю, чтобы не было штормов.
Мы отправились на поиски Севастопольской улицы, дома номер шесть.
Такой адрес был обозначен на конверте рекомендательного письма к Елизавете Захаровне Блажко, у которой мы должны остановиться. Наши московские знакомые, родители Гошки, уже послали Елизавете Захаровне телеграмму, предупредили о приезде.
Улица эта оказалась в противоположном конце города и поднималась от набережной круто в гору, как почти и все улицы Ялты.
Лена обладает удивительной способностью: быстро ориентироваться в незнакомых местах. Вот и сейчас, хотя номера домов почти не были видны — на улицу выходили сады, в которых в глубине стояли дома, — Лена отыскала шестой номер.
Мы прошли по аллее, обвитой виноградом. Около дома женщина снимала с веревок белье.
— Скажите, здесь живет Елизавета Захаровна Блажко?
— Здесь. Поднимитесь на веранду, крайняя дверь налево. Стучите громче — они, кажется, легли спать.
Мы поднялись на веранду, нашли крайнюю дверь налево.
— Неудобно получается, — сказала Лена. — Люди уже спят, а мы…
За дверью раздался громкий лай, царапанье, потом кто-то прикрикнул: «На место!» — дверь отворилась, и мы увидели девочку в коротком ситцевом халате, с подвязанными на ночь косами.
Сзади девочки, толкая ее лапами в спину, прыгали две большие собаки.
— Вы из Москвы?
— Да, из Москвы.
— А я слышу — спрашивают маму. Проходите. Динка! Марта! Кому сказано — на место!
Мы прошли в комнату.
Девочка зажгла настольную лампу.
Я поставил в угол комнаты чемодан. Приблизилась одна из собак, собралась потрогать носом, узнать, с чем пожаловали.
Вторая собака, переминаясь с лапы на лапу, выглядывала из-под стола.
Это были охотничьи псы из породы пойнтеров, коричневой масти.
Девочка предупредила:
— Они не кусаются.
Мы и сами знали, что пойнтеры — псы незлобивые.
Из соседней комнаты вышла молодая женщина, поправляя на ходу прическу.
— Здравствуйте! С приездом!
— Спасибо.
Лена извинилась за поздний приезд, потому что была уверена, что перед нами Елизавета Захаровна. Передала письмо. Елизавета Захаровна взяла письмо, сказала:
— Это мы с Татьяной рано улеглись. А вас мы ожидали. Кровати давно готовы. Пожалуйста, располагайтесь. Собаки не помешают? А то заберу к себе.
Мы заявили, что собаки не помешают, что мы хотим с ними подружиться.
— Тогда пусть остаются. Татьяна, покажи, где умывальник.
Мы раскрыли чемодан и достали мохнатую, желтую, как цыпленок, купальную простыню, заменявшую нам в поездках полотенце.
Умывальник оказался во дворе, в саду.