На следующий день утром я уже стоял в строю после тяжелой зарядки и скудного, как тогда показалось, завтрака, готовый отправиться на самоподготовку. Даже мне, более или менее системно занимавшемуся спортом, шестикилометровая пробежка, а затем силовые упражнения на спортгородке показались трудными. Так начался отбор еще до начала экзаменов. Некоторые юноши вместо занятий молчком собрали вещи и отправились домой. Провожали их без ехидства, понимая, что конкурентов стало меньше. Оставшиеся чувствовали себя почти героями, познавшими и успешно преодолевшими трудности суровой курсантской службы. Только потом и даже не в училище мы, те, кто выпустился и получил офицерские погоны, поняли, что трудности – это нечто иное, не имеющее единого термина и превышающее обычные человеческие возможности.
Стоят: курсанты Скирта (слева), Пятаков. Сидят (слева направо): Вячеслов, Зимняков, Манюхин
Через несколько дней третий этаж казармы, где жили кандидаты на «спецфакультет», изрядно опустел. Уж не знаю почему, но в первых рядах беглецов оказались приехавшие из союзных республик. Особенно это касалось молдаван и юношей из азиатских регионов, среди которых было немало круглых отличников и медалистов.
Вдоль разношерстного строя прохаживался сержант ВДВ со строгим голосом, но добрым лицом и поторапливал опоздавших. Коля Малинин, так звали сержанта, оказался действительно добрым малым и в то же время требовательным командиром. К нам он относился по-братски, помогая освоить азы казарменного быта. В дальнейшем он возглавил третье отделение нашего второго взвода, которое изучало французский язык, вплоть до отчисления из училища. Николай уволился сам. Через два года написал рапорт, и его, как давно выслужившего все сроки, довольно легко отпустили. Редкий случай. Уже через несколько месяцев мы узнали первую истину: «в спецназ попасть очень сложно, уйти, практически, невозможно».
Сержант Малинин снисходительно окинул критическим взглядом разношерстный строй абитуриентов, скомандовал: «заправиться» – и через несколько секунд прозвучала следующая команда: «выходи строиться на самоподготовку». Так началось недолгое по времени поступление на иностранный факультет.
Нестройными рядами в колонну по четыре мы шагали в один из учебных корпусов, а над плацем раздавалась песня. Два парня сидели на училищной трибуне и пели, аккомпанируя себе на гитарах. Это звучало настолько профессионально, что в первый момент мне показалось, что транслировался эстрадный концерт. Чистые и красивые голоса дружно вытягивали самые сложнейшие ноты. Юноши неразличимо походили друг на друга. Перед ними сидела толпа слушателей, изредка аплодируя. По всей видимости, это были те счастливые абитуриенты, которые уже сдали экзамены в первом потоке.
При кажущейся строгости порядков «абитура» чувствовала себя достаточно вольготно. После обеда мало кто находился в жарких аудиториях. В основном молодежь обреталась на парашютном или спортивном городке с учебниками в руках. Отправился туда и я.
На турниках и спортивных брусьях молодые люди бравировали друг перед другом физической подготовленностью. Там мне делать было нечего. Мне, серьезно занимавшимся легкой атлетикой, хвастать на перекладине особо было нечем, поэтому я облюбовал себе место на трибуне.
Осмотревшись по сторонам, я увидел скромного парня в модной по тем временам цветастой рубахе и синих тренировочных штанах. В руках у него был учебник немецкого языка. Это меня заинтересовало, я пересел поближе и спросил:
– Иняз будешь сдавать?
Тот кивнул и по-прежнему смотрел в учебник.
– В девятую? – не унимался я.
На этот раз юноша поднял глаза и спросил:
– Ты тоже?
Я подтвердил, и завязался разговор. Парень говорил, то и дело сползая на украинский в крайнем его проявлении – с «западенским» говорком. Иногда мне даже приходилось ему подсказывать некоторые русские слова. Оказалось, что нелюдимость Валентина – так звали парня – в основном обуславливалась его плохим знанием русского, а на деле он оказался очень общительным и доброжелательным человеком.
Родом Валя был из села Хмельницкой области, Каменец-Подольского района. Порой он с трудом подбирал слова, но, тем не менее, поведал мне, что сомневается в поступлении и как запасной вариант рассматривает цирковое училище.
Так началась наша дружба, которая продлилась четыре года, и лишь офицерская служба, а затем глобальные события отрицательного свойства разлучили нас, что вовсе не изменило мои братские чувства к нему.