Гермиона обняла обоих детей, и они заверили ее, что прекрасно провели время с отцом. Она заметила, что Роуз выглядела более подавленной, чем обычно, поэтому отвела ее в сторону, чтобы выяснить, что же ее так расстроило.
— Рози-Пози, — тихо спросила Гермиона, обращаясь к ней по детскому прозвищу в надежде вызвать улыбку у своей задумчивой дочери. — Ты в порядке, милая? Что-то случилось у твоего отца? — более серьезно спросила она, когда прозвище не произвело желаемого эффекта.
— Мам, а ты знала, что папа и Мэнди собираются пожениться и что она на четвертом месяце беременности? — спросила Роуз со слезами на глазах. Гермиона чувствовала себя так, словно ее ударили обухом…
"Беременная? Четыре месяца?"
— О… нет, я… я этого не знала, — Гермиона все еще пыталась обработать информацию, которую только что раскрыла дочь, но после первоначального шока и боли от того, что роман длился намного дольше, чем она думала, она рассудила, что Рон всегда хотел больше детей; поэтому она была довольна… ну, вроде как… что его желание исполнится.
— Мама, что, если он будет любить этого новорожденного больше, чем нас, особенно теперь, когда у него будет новая семья. У него больше не останется на нас времени, — заплакала Роуз. И Гермиона взяла обезумевшую девочку на руки и инстинктивно начала укачивать ее и гладить по волосам так, как всегда успокаивала в детстве. Может, Роуз и было почти четырнадцать, но случались времена, когда она все еще нуждалась в маминых объятиях.
— Дорогая, твой отец никогда не будет любить ни одного ребенка больше, чем тебя, ты его любимая девочка и всегда будешь такой, и это не изменится, сколько бы у них ни было детей. Сердце — удивительная вещь; оно никогда не бывает слишком переполнено. Это не значит, что есть только часть любви, которую он может раздать до того, как она будет израсходована. На самом деле это работает совсем наоборот: чем больше людей ты любишь, тем больше становится твое сердце. Сердце твоего отца на самом деле стало больше теперь, когда в нем есть Мэнди и ее нерожденный ребенок, но они никогда не заменят ту любовь, которую он уже испытывает к тебе и Хьюго. Понятно?
Гермиона увидела, что дочь перестала плакать и теперь слушала ее с задумчивым выражением на лице. Она увидела, как Люциус спускается по лестнице с озабоченным видом, но улыбнулась ему и махнула рукой в сторону кухни, показывая, что будет там через пять минут. Он понимающе кивнул и повернулся, чтобы уйти, но не раньше, чем Роуз повернулась и заметила, что он стоит там.
— Счастливого Рождества, мистер… Люциус, — нервно обратилась Роуз к Люциусу, но ее попытка быть искренней была так очевидна, что это удивило обоих взрослых.
— Счастливого Рождества, Роуз. Извините, я не хотел вас прерывать. На самом деле я как раз собирался уходить, — он начал поворачиваться, но следующие слова девочки остановили его.
— Я бы хотела, чтобы вы остались и провели Рождество с нами, — добавила она несколько застенчиво, посмотрев на свою мать. — Я знаю, что мама была бы очень рада видеть вас здесь… и она… она заслуживает того, чтобы быть счастливой, — произнесла Роуз, бросив на мать извиняющийся взгляд, полный слез.
Гермиона крепко обняла ее, несмотря на поток слез, вызванный этим жестом дочки.
— Спасибо, дорогая, это значит для меня больше, чем ты можешь себе представить. Похоже, моя маленькая девочка действительно взрослеет, — добавила Гермиона, целуя свою дочь.
— Эй… почему все плачут? Что случилось? Мама, Рози, ты ранена? — с тревогой спросил Хьюго, входя в комнату. Он устал ждать всех и решил начать действовать… В конце концов, нужно было открывать подарки, так почему же все до сих пор валяют дурака?
— Нет, Хьюго, — терпеливо ответил удивленный Люциус, — просто у твоей мамы с сестрой очень эмоциональный разговор, но они обе в порядке. Что скажешь, если мы пока посмотрим, на скольких подарках написано твое имя?
Люциус вывел мальчика из комнаты, чтобы оставить Гермиону и Роуз на несколько минут наедине. Мерлин, она действительно любила этого мужчину. Гермиона почувствовала, как внутри поднимается какая-то волна любви к Люциусу, и, удовлетворенно вздохнув, повернулась к дочери.
— Теперь ты в порядке, милая? — спросила Гермиона, поняв, что дочь выглядит более расслабленной и счастливой, чем раньше.