«Этот чертов придурок мог бы, по крайней мере, сказать, что с детьми всё в порядке», — сердито подумала Гермиона, обнимая обоих. Как только она убедилась, что дети не пострадали, то обнаружилось, что у Мэнди начались боли и кровотечение, и ее срочно доставили в госпиталь, так рожать ей было еще слишком рано. И Люциус согласился вернуться с детьми домой, а Гермиона осталась, чтобы успокаивать расстроенного и встревоженного Рона.
Несколько часов спустя Гермиона отправила Люциусу сову, сообщив ему, что с Мэнди все в порядке и она вернется домой, как только успокоит Рона. Люциус уложил детей в постель и устроился поудобнее, ожидая возвращения Гермионы. Только много позже он услышал голоса и понял, что, должно быть, заснул на диване в ожидании ее, и быстро встал, чтобы выяснить, в чем дело.
Но зайдя в кухню, увидел, как Рон и Гермиона целуются, и его сердце тут же опустилось. Он не мог поверить в увиденное… не мог поверить в саму реальность происходящего. Люциус быстро вышел из кухни и побежал наверх, не в силах смотреть, как женщина, которую он любил больше всего на свете, целует своего бывшего мужа. В течении нескольких часов он лежал на кровати, уставившись в потолок, прежде чем, наконец, когда взошло солнце, не погрузился в легкую дремоту.
Три часа спустя он проснулся от неожиданности, когда встревоженная Поппи сказала ему, что пора вставать и одеваться, иначе он опоздает. Люциус не знал, что делать. У них был заказан зал на час дня, а теперь он не был уверен, собиралась ли она вообще встретиться здесь с ним. Он не должен был мириться по поводу ее поцелуя с Роном, не должен был оставлять все так. А теперь… он просто боялся. Боялся того, что это значило, боялся узнать правду. Тот, кто сказал, что "правда освободит тебя", никогда не был свидетелем того, как любовь всей жизни целовала другого мужчину, даже если это и бывший муж.
Люциус решил, что он придет и попытается поговорить с ней; ему нужно было знать, что произошло… и он не мог жить с такими секретами. Одного раза было достаточно. Поэтому он оделся и спустился в пустой дом, гадая, где все. Он молча пил кофе и размышлял, будет ли сегодняшний день его последним днем в этом доме и в ее жизни.
Когда он пришел на свадьбу, ему сказали, что ее еще нет, поэтому он остался ждать. И вот он здесь… ждет, а она опаздывает уже на двадцать минут… Может быть, это все. Конец. Может быть, она так и не придет. Люциус почувствовал, как сердце сжалось, когда боль от этой мысли захлестнула его. Исчезло блаженство влюбленности, исчезло сияние осознания того, что она его… только его.
А потом он кого-то увидел.
"Гарри? Почему Гарри сейчас здесь?.. Что это значит?" — Люциус собрался с духом для слов, которые, как он знал, у нее не должно было хватить смелости произнести. Он считал ее невероятно храброй, а теперь она посылала другого, чтобы отменить их помолвку. Он никогда бы не ожидал этого от нее… и это было больно… Мерлин как это больно.
— Люциус… извини, приятель, но Гермиона…, — робко начал Гарри, обращаясь к нему, и стараясь, чтобы его слова никто не услышал.
— Она не придет… так вот почему она послала тебя? — Люциус не смог полностью скрыть боль в холодном, безэмоциональном голосе, когда посмотрел сверху вниз на мужчину, который был ее лучшим другом.
— Она просто хочет поговорить с тобой минутку… хорошо? — Гарри указал на небольшое ограждение от главной комнаты, и Люциус заколебался, прежде чем напряженно кивнуть.
Казалось, что каждый шаг приближает его к катастрофе, к полной пустоте; потому что именно такой он теперь и представлял свою жизнь без Гермионы. Он нуждался в ней, как в кислороде, и она была как свежий воздух в его темной и застоявшейся жизни. Он не знал, как вообще жил без нее, и теперь не мог даже представить, какой была бы та, его жизнь без Гермионы…
Глубоко вздохнув, он подошел к двери, где она ждала, гадая, что именно она ему скажет и будет ли это последний раз, когда он посмотрит ей в лицо. Лицо, которое стало воплощением всего, что было прекрасного в женщине. Он ненавидел ее слезы, ненавидел видеть боль в этих теплых карих глазах.… увидит ли он это сейчас? Увидит ли она боль, мучащую сейчас самого его?
Дойдя до двери, он заколебался, не зная, что делать дальше. Неуверенный, хватит ли у него сил встретиться с ней лицом к лицу, и зная, что она собирается что-то сказать ему. Люциус задавался вопросом, куда делся тот бесстрашный Пожиратель Смерти, который знал Волдеморта. Кто был этот трус, который теперь боялся женщины вдвое меньше себя? Он приготовился к неизбежному и нерешительно постучал.
— Люциус, это ты? — раздался робкий вопрос изнутри.