– Ну, мне было известно, что Бомонт не тот Рыжий, которого ты ищешь. Я тебе так и сказал.
– О, ты мне очень помог.
– Слушай, я не всеведущ. – Отец казался раздосадованным. – Я всего лишь мертвец.
До меня донесся звук шагов по деревянному полу.
– Мама идет, – сказала я. – Уходи!
И в кои-то веки папуля сделал, как я просила, так что когда мама вернулась в гостиную, я стояла перед увешанной фотографиями стеной с очень скромным видом – ну, по крайней мере для девушки, которая чуть не сгорела заживо.
– Смотри, – прошептала мамуля.
Я обернулась. В руках у нее был конверт. Ярко-розовый конверт, разрисованный маленькими сердечками и радугами, очень похожими на те, которыми всегда были усеяны письма, приходившие мне от Джины из Нью-Йорка.
– Энди хотел, чтобы я рассказала обо всем позже, – понизила голос мама, – когда твое наказание закончится. Но я не могу. Мне хочется, чтобы ты знала: я разговаривала с мамой Джины, и она согласилась отпустить Джину к нам на весенних каникулах в следующем месяце…
Я кинулась мамуле на шею, и она замолчала.
– Спасибо! – прокричала я.
– О, дорогая, всегда пожалуйста. – Мама обняла меня – хотя и несколько неуверенно, так как от меня по-прежнему несло рыбой. – Я же понимаю, как ты по ней скучаешь. И понимаю, как тяжело тебе было идти в новую школу и заводить новых друзей… и свыкаться со сводными братьями. Мы так тобой гордимся. – Она отстранилась. Было видно, что ей не хотелось разрывать объятия, но я была чересчур грязной даже для родной матери. – Ну во всяком случае, гордились до сегодня.
Я опустила глаза на конверт, который мне протягивала мама. Джина писала чудесные письма. Я с нетерпением ждала того момента, когда поднимусь к себе и прочитаю его. Вот только… Вот только одна вещь по-прежнему не давала мне покоя.
Я оглянулась на портрет Энди и его первой жены.
– Я смотрю, ты повесила новые фотки.
Мама проследила за моим взглядом.
– А, да. Это помогло мне отвлечься, пока мы ждали новостей. Почему бы тебе не подняться наверх и не привести себя в порядок? Энди делает на ужин маленькие пиццы.
– Его первая жена, – начала я, не сводя глаз со снимка. – Мама Балбеса – то есть Брэда. Она умерла, да?
– Ага, несколько лет назад.
– А от чего?
– Рак яичников. Дорогая, не бросай эту одежду где попало, хорошо? Она вся в саже. Погляди, теперь мои новые чехлы от «Поттери Барн» в черных пятнах.
Я не сводила глаз с фотографии.
– Она… – Я старательно подбирала слова. – Она лежала в коме или что-то вроде того?
Мама оторвалась от стягивания чехла с кресла, где я перед этим посидела.
– По-моему, да. В самом конце. А что?
– Энди пришлось… – Я продолжала вертеть в руках письмо Джины. – Им пришлось отключить аппаратуру?
– Да. – Мама окончательно позабыла о чехле. Теперь она внимательно и явно озадаченно смотрела на меня. – Да, собственно говоря, в какой-то момент им пришлось просить отключить ее от системы жизнеобеспечения, поскольку Энди был уверен, что она не захотела бы так жить. А что?
– Не знаю.
Я глянула на сердечки и радуги на конверте. Рыжий. Я была такой дурой. «Ты меня знаешь», – настаивала мама Дока. Боже, да у меня следовало отобрать лицензию медиатора. Если бы она существовала, что, конечно же, было не так.
– Как ее звали? – спросила я, кивнув на портрет. – Я имею в виду, маму Брэда.
– Синтия.
Синтия. Господи, я такая неудачница.
– Дорогая, ты мне не поможешь? – Мамуля снова засуетилась над креслом. – Никак не могу освободить этот валик…
Я сунула письмо Джины в карман и начала помогать маме.
– А где Док? В смысле, Дэвид.
Мама бросила на меня любопытный взгляд.
– Наверху, у себя в спальне. Кажется, делает домашнее задание. Зачем он тебе?
– О, мне просто надо кое-что ему сказать.
Кое-что, что мне следовало сказать ему давным-давно.
Глава 23
– Ну что, – поинтересовался Джесс. – Как он все воспринял?
– Не хочу об этом говорить.
Я растянулась на кровати, одетая в самый старый спортивный костюм. На лице ни грамма косметики. У меня был новый план: я решила держаться с Джессом точно так же, как со сводными братьями. Тогда я в него точно не влюблюсь.
Вместо домашнего задания по геометрии, которое мне надо было делать, я листала «Вог». Джесс сидел на банкетке – разумеется, – поглаживая Гвоздика.
Он покачал головой.
– Да ладно тебе! – Так странно было слышать фразочки вроде «Да ладно тебе» из уст парня, на рубашке которого вместо пуговиц были завязочки. – Выкладывай, что он сказал.
Я перевернула страницу.
– Расскажи, что вы сделали с Маркусом.
Джесс, кажется, немного удивился моему вопросу.
– Ничего мы с ним не сделали.
– Чушь! Куда он тогда делся?
Призрак пожал плечами и почесал Гвоздика за ухом. Дурацкий кот мурлыкал так громко, что я слышала его на другом конце комнаты.
– Кажется, он решил немного попутешествовать. – Голос Джесса был обманчиво невинным.
– Без денег? Без кредиток?
Среди вещей, найденных пожарными в кабинете, был бумажник Маркуса… и его пистолет.
– Нашу великую страну гораздо интереснее осматривать на своих двоих. – Призрак шутливо отвесил Гвоздику подзатыльник, когда тот лениво ударил его лапой. – Возможно, так он лучше оценит ее естественную красоту.
Я фыркнула и перевернула еще одну страницу.
– Да он вернется через неделю.
– Не думаю.
Джесс сказал это с такой убежденностью, что я мгновенно преисполнилась подозрений.
– Почему нет?
Призрак поколебался. Я видела, что он не хотел отвечать на мой вопрос.
– Что? – не выдержала я. – Ты нарушишь какой-нибудь призрачный кодекс, если расскажешь об этом мне, простой смертной?
– Нет, – улыбнулся Джесс. – Маркус не вернется, Сюзанна, потому что ему не позволят это сделать души людей, которых он убил.
Я удивленно подняла брови.
– О чем ты?
– В мое время это называлось порчей. Не знаю, как это называется сейчас. Но твое вмешательство сплотило миссис Фиске и трех других, чьи жизни забрал Маркус Бомонт. Они объединились, и теперь не успокоятся, пока он не будет в достаточной мере наказан за свои преступления. Маркус Бомонт может оббежать всю Землю, но никогда от них не избавится. По крайней мере, пока не умрет. А когда это случится, – в голосе Джесса появились металлические нотки, – с ним будет покончено.
Я ничего не сказала. Не смогла. Я понимала, что как медиатор не должна одобрять такого рода поступки. В том смысле, что позволять призракам брать закон в свои руки следует не больше, чем живым людям.
Но я не испытывала к Маркусу особой нежности и в любом случае не могла доказать, что он убил всех этих людей. Понятно, что он избежит наказания в этом мире. И так ли уж плохо, если его покарают жители мира потустороннего?
Я украдкой взглянула на Джесса, вспомнив, что если верить написанному в тех старых книгах, за его убийство тоже никого так и не осудили.
– Ты, наверное, то же самое сделал, а? Ну, с теми… э-э-э… кто тебя убил?
Увы, он не купился на этот коварный вопрос, а лишь улыбнулся и сказал:
– Рассказывай, как все прошло с твоим братом.
– Сводным братом, – напомнила я.
И я вовсе не собиралась описывать Джессу мой разговор с Доком. Так же, как и он не думал делиться обстоятельствами своей смерти. Вот только в моем случае это было связано с тем, что обсуждать случившееся с Доком мне было до ужаса стыдно. А Джесс не хотел говорить о том, как он умер, потому что… ну, не знаю. Но сомневаюсь, что причиной его нежелания был связанный с этим стыд.
Дока я нашла именно там, где мама и сказала – в его спальне, корпящим над домашним заданием – докладом, который нужно было сдать только в следующем месяце. Но в этом был весь Док: зачем откладывать на завтра домашнюю работу, которую можно сделать сегодня?