— Давай ближе к делу, — попросил я, поняв, что он ведет разговор вокруг да около.
— Но тебе это не понравится, — со вздохом произнес Стефоми. — Упомянутые даты относятся к его рождению. А прошлой ночью Рафаил сказал мне, что тебе известно имя матери.
В моем сознании сразу же возник красочный образ двух противоборствующих аур вокруг Кейси. Одна, окрашенная в великолепные тона искрящегося золотистого цвета и способная в любой момент мгновенно сменить ее, другая — черная, источающая столь отвратительную порочность, что при взгляде на нее начинаешь испытывать сильнейшую душевную боль. Это должно было прийти мне в голову раньше. Я должен был знать это. А если совсем честно, то, может, я и знал.
— Итак, кто она? — решительно потребовал ответа Стефоми.
— Кейси Марч, — ответил я. — Она моя соседка. Я помогаю ей. Она всего лишь подросток, и у нее никого нет. Она утверждает, что ее беременность стала следствием непорочного зачатия.
— В таком случае, я полагаю, мы имеем еще один довод в пользу появления Иисуса номер два, — сказал Стефоми, пожимая плечами. — Бедный малыш. Он может вырасти либо Гитлером, либо Шиндлером, но никак не кем-то, находящимся посредине между ними.
— Значит, в таком случае следует уделить особое внимание воспитанию ребенка, — решительно произнес я.
Некоторое время Стефоми молчал, задумчиво глядя на раскинувшийся перед нами город. Лицо его выражало сомнение.
— Ну да, ведь это весьма непростая ситуация, не так ли? К тому же люди расходятся во мнениях относительно методов воспитания. У кого больше оснований решать этот вопрос?
— Конечно, у матери! Ведь это же ребенок ее, Кейси, верно? Она уже любит его!
— Да, конечно. Но я так понимаю, что Клара Гитлер тоже питала нежные чувства к своему маленькому диктатору, — заметил с некоторым раздражением Стефоми. — Так при чем же здесь любовь, Габриель? Вот если бы она была из тех матерей, что бьют и морят голодом своих детей, то, возможно, удалось бы предотвратить столько смертей…
— Я помогу Кейси, — прервал я его.
— Значит, поможешь, это точно?
— Да, обязательно помогу, — ответил я, кивнув.
Стефоми пристально посмотрел на меня, на его губах мелькнула кривая усмешка.
— Как приятно бывает узнать, что среди нас находится герой! Теперь я уверен, что мой сон не будут омрачать видения Апокалипсиса, раз ты, Габриель, внес свое имя в список тех, кто берет на себя обязанности по смене подгузников!
Я нахмурился:
— Ты не понимаешь. Я намерен обеспечить безопасность Кейси. Это то, чего хочет от меня Бог. Для этого я нахожусь здесь.
Стефоми понимающе кивнул:
— Разумеется… А откуда ты так хорошо знаешь большого дядю?
— Большого дядю? — переспросил я, пытаясь вспомнить какого-нибудь верзилу, с которым, возможно, был знаком.
— Большого дядю там, наверху. Господа Бога, Аллаха, Ганешу, Будду… как ты предпочтешь Его называть.
— Почитатели Будды не считают его богом, — возразил я, стараясь подавить раздражение. — А остальные так называемые боги, упомянутые тобой, — ложные.
— Бог мой, ну почему любой вопрос тебе непременно нужно превратить в теологическую дискуссию? Хорошо, Габриель, для тебя я сформулирую это по-другому: на чем основана твоя уверенность в знании того, чего хочет от тебя Бог?
— Я просто знаю, вот и все. Как же ты не понимаешь? Это как в одном из комиксов. А я вроде одного из тех супергероев. Я совершенно не беспокоюсь о себе, а только стремлюсь помогать другим людям.
— Значит, супергерой? — насмешливо произнес Стефоми, оглядывая меня сверху вниз. — Да, пожалуй, сходные черты налицо. Только на твоем месте я не стал бы носить одежду из спандекса.[5] Не думаю, чтобы мужчина в спандексе выглядел привлекательно.
— Да заткнись ты с этим чертовым спандексом! — рявкнул я, выходя из себя. — Он к делу не относится. Какого хрена ты всегда все превращаешь в какую-нибудь дурацкую шутку!
— Прости, Габриель. Это скверная привычка, я знаю. Я всего лишь хотел, чтобы ты, строя эти свои планы, не забывал, что являешься не единственным участником игры. И у ангелов, и у демонов могут быть свои планы относительно этого младенца.
— Так что же, черт побери, все это значит?
Брови Стефоми поднялись, он внимательно посмотрел на меня: