— Пошёл… — пробормотал я, глубоко вдохнул и открыл фонарь. Давление уже было выровнено. Я встал на кресле, огляделся.
Ну, шлюз, он везде похож. Небольшой. «Пчела» занимала половину разметки на полу, всё-таки собственные корабельные шлюпки побольше. Их на «Гаргантюа» три, а шлюзов четыре — как раз на случай таких вот визитов.
Под потолком светили яркие лампы. Пахло космическим кораблём — металл, пластик, электричество, химия, плесень. Почти как на базе, только там обычно добавляют какой-нибудь земной аромат. Пол металлический, решетчатый, стены выкрашены тёмной металлизированной краской. Лючки с трубопроводами и кабелями закрыты, в нише, закрытой прозрачной дверью, стоял болван. Глаза у него слабо светились жёлтым, он был в режиме ожидания.
Я помахал рукой, стеклянная дверь уползла в стену, болван дёргающейся походкой вышел из ниши, глаза загорелись зелёным.
— Эй! — сказал я. — Послеполетное обслуживание, заправка, зарядка.
Болван молча кивнул, не тратя времени открыл один из лючков, достал чёрный силовой кабель и потащил его к «пчеле».
А я выбрался на крыло, спрыгнул и пошёл к внутренним дверям. Шлюзы располагались в нижней, самой широкой части пирамиды. Во время полёта я внимательно посмотрел схемы корабля, когда-то мы изучали устройство буксиров, но это было лет пятнадцать назад. В памяти оставались лишь какие-то обрывки, но стоило просмотреть чертежи, как всё легко выстроилось обратно.
Четыре шлюза, между ними технические помещения и баки. Круговой коридор, от него четыре прохода к транспортной шахте. Шесть маленьких помещений — комната со скафандрами и ракетными ранцами, медицинский отсек (резервный), санитарный блок с душем и сортиром, небольшая кладовая (их тут вообще-то полно, эта предназначена для ценных скоропортящихся грузов), каюта карго-офицера, контрольный пост грузовых барж.
В общем, ничего особо интересного.
Заправив рубашку в брюки и подтянув пояс, я осторожно пригладил волосы. И коснулся кнопки открытия двери.
Меня же не заперли тут?
Дверь поползла в стену. Не заперли, хороший знак!
Я шагнул в коридор.
И обомлел.
Как устроен большой космический корабль? Это гигантская куча приборов, проводов, агрегатов, трубопроводов и всякой прочей механики-электроники, которая обеспечивает полёт и поддерживает жизнь экипажа. Всю эту кучу надо упаковать в пространство, которое вроде как огромное, а с другой стороны — его катастрофически не хватает.
Что-то, конечно, втиснуто в специальные отсеки. Но чем плотней упакуешь устройства, тем тяжелее их проверять и ремонтировать. А это приходится делать непрерывно. И никакие выдвижные стойки, салазки и рельсы проблемы не решат.
Поэтому большая часть внутренних переборок на буксире — двойные, как минимум полуметровой толщины. С обеих сторон стены усыпаны лючками, а при необходимости можно снять целый сегмент обшивки, два на два с половиной метра, открыв доступ ко всему, что внутри. Это очень удобно для контроля и ремонта, но, когда всё идёт нормально, выглядит вполне прилично. С полом и потолком, кстати, ситуация аналогичная.
На «Гаргантюа» явно всё пошло «не так».
И слева, и справа от меня коридор был полностью вскрыт!
На местах оставалось два-три фрагмента обшивки, да и то с открытыми настежь ремонтными лючками. Уцелевшие светло-зелёные фрагменты переборок казались островками здравого смысла на фоне общего безумия — поскольку большая часть обшивки исчезла.
В решетчатом каркасе тянулись провода и кабели в разноцветной силиконовой изоляции, металлические и пластиковые трубы, гофрированные воздуховоды. Всё это было густо усыпано наклейками с куар-кодом, пластиковыми ярлычками и металлическими жетонами. В стойках крепились блоки, к которым подходили эти кабели и трубы — я узнал стандартные энергетические ячейки и универсальные компьютерные модули, но большая часть приборов была мне, конечно, незнакома.
Потолок и пол тоже были вскрыты, пусть и не так повсеместно. Панели освещения не тронули, они свисали на проводах, чуть раскачиваясь от каких-то микродвижений корабля или потоков воздуха из вентиляционных решеток. От этого свет становился дрожащим и тревожным. А ещё звуки работающей техники (на любом корабле полно звуков, тишина — признак мёртвого корабля) были слышны непривычно громко — и шум газов-жидкостей, бегущих по трубам, и гудение компрессоров и насосов, и даже тихое электронное жужжание приборов под нагрузкой.
Ощущение, если честно, было кошмарное — словно я оказался внутри тела заживо освежеванного монстра. И хотя всё вокруг ещё функционировало, казалось, что это ненадолго. Последняя предсмертная судорога, подергивание трупа, упавшего на электрические провода.