Лифт наконец-то дополз до меня и остановился. Я сделал шаг вперёд, морщась и разглядывая неподвижное тело.
У французских астронавтов, которые составляли большую часть экипажа «Гаргантюа», необычная форма. Она скорее похожа на морскую: короткие белые шорты, тельняшка с коротким рукавом и бескозырка со здоровенным красным помпоном на макушке. Как это ни странно для французов, но помпон не просто чтобы выделиться, он играет роль амортизатора: если приложишься куда-то башкой, то есть шанс отделаться испугом.
Но этому астронавту не повезло. Ударился он именно головой… хотя, скорее, его ударили, но по виску. Причём так сильно, что проломили череп. Из виска торчало донце какого-то цилиндрического прибора с обрывком провода, на нём медленно загорался и гас красный светодиод. Может при разборке корабля так получилось? Нет, вряд ли. На руках и ногах были кровоподтеки. Костяшки пальцев тоже сбиты и окровавлены. Он с кем-то дрался. А потом пропустил удар по голове и…
Я сглотнул и отвернулся. Хорошо, что я толком ничего не ел почти сутки.
Не могу же я его вытащить, а потом ехать в лифте как ни в чём не бывало.
Стоп. Вытащить придётся! Надо проверить, вдруг он всё-таки жив? Железяка в башке, литра два крови вылилось, но… Всякое бывает.
Взявшись за ноги астронавта (один ботинок у него слетел, пришлось хвататься за волосатые икры) я выправил их и поволок астронавта в коридор. Оттащил метра на два, оставляя на полу смазанный тёмный след. Присел, приложил пальцы к сонной артерии.
Ничегошеньки не чувствую.
Что ещё делают?
Надо зеркальце к носу приставить, запотеет или нет, я в кино такое видел!
Только откуда у меня зеркальце, я же не девчонка.
Так, понял!
Я метнулся к двери в медотсек. Протиснулся мимо листов обшивки, порылся в сваленных на операционном столе инструментах. Нашёл какой-то здоровенный нож или скальпель с широким блестящим лезвием. Вернулся к астронавту, наклонился над ним и поднёс лезвие к носу. Запотеет или нет?
Проверить я не успел. Астронавт открыл глаза.
Зрачки у него были широкие и почему-то узкие как щель, вытянутые сверху вниз. Совершенно мёртвые глаза, неподвижные, но он их открыл.
Астронавт дёрнул руками, словно пытаясь меня нащупать. Одна рука была сломана в локте и болталась, вторая будто палка хлестнула по плечу.
Я заорал. Отчаянно размахнулся и вонзил скальпель в шею астронавта. Но тому, похоже, было всё равно. Он ещё раз махнул руками, пальцы мёртво сжались на моём плече. Я инстинктивно выставил вперёд руки, упираясь в голову астронавта. И, наткнувшись взглядом на свои белые перчатки, вспомнил про их особую начинку. Свёл мизинец с большим пальцем.
Со среднего пальца шарахнул электрический разряд, прямо по торчащему из виска цилиндру. Тело астронавта вздрогнуло и обмякло, из прибора неожиданно вышло облачко чёрного дыма. Меня то ли током отбросило, то ли я оттолкнулся, даже понять не успел, но я оказался в метре от мертвеца и перебирая руками-ногами пополз в сторону.
Но он больше не шевелился.
— Дрянь! — крикнул я, глядя на белое неподвижное лицо. — Что ты такое? Кто ты?
Астронавт не отвечал. И я вдруг чётко понял, что теперь он окончательно мёртв и совершенно безопасен. С каким-то жалким скулящим звуком я привстал, согнувшись уставился на астронавта, выставил вперёд руку со скальпелем, который так и не выпустил.
Я наконец-то его узнал. Это был Лоран Бельроуз, второй пилот и навигатор «Гаргантюа». Только на снимке из досье он был бодрый, загорелый, а сейчас лежал такой бледный, что походил скорее на чистокровного англичанина.
Глянув на лезвие скальпеля, я убедился, что на нём даже следов никаких нет. Потом подошёл к неподвижному телу, присел и резанул поперёк запястья.
Тело не дрогнуло. Выступила пара капель крови и всё.
Он был мёртв и давно. В теле почти не осталось крови.
Но почему он двигался? Да ещё и с какой-то осознанностью, будто пытался меня схватить.
Я посмотрел на торчащую из виска астронавта железяку. Дымиться она перестала, огонёк тоже погас. Взявшись за края цилиндра, он был толщиной с носик водопроводного крана, сантиметра два, я потянул.
Цилиндр с чмокающим звуком вылез из кости. В длину он оказался лишь чуть больше, чем в ширину. Тот конец, который был внутри, покрывала какая-то густая синяя слизь. Не думаю, что у людей бывает внутри что-то синее!