— Мы? — он замотал головой. Задумался. — Мы ценим личность. Но высшая свобода личности — защитить общность. Гибель за Народ — не трагедия, это высшая честь, смысл существования. У вас иначе. Человечество воспринимает личную свободу каждого как огромную ценность.
Я невольно рассмеялся.
— Ну это разве что на словах… Так зачем этот разговор? Что вам от нас нужно?
— Не от Человечества, от тебя, — Харгунт подошёл ближе. — Попытки договориться с человечеством ни к чему не приведут. Наши ангелы… — он улыбнулся, — и ваши ангелы — никогда не пойдут на уступки.
— Что вообще происходит последние двадцать лет? — спросил я.
— Народ и Человечество живут на одной и той же планете, — сказал Харгунт. И внимательно посмотрел на меня, будто ожидая возражений.
— Это мы догадались, — ответил я. — Когда-то люди и Народ жили вместе, так? Параллельно…
Харгунт едва заметно кивнул.
— Мы называли вас неандертальцами, — сказал я. — Но потом неандертальцы… вымерли.
— Знаем, — сообщил Харгунт. — У нас есть фрагменты ваших баз данных. Народ большей частью погиб, а частью растворился в Человечестве. У всех людей есть часть наших генов.
Он осторожно коснулся пальцем моей груди. Убрал руку, помолчал.
— Вы считаете нас отсталыми. Примитивными. Жестокими. Те, кто побеждает, всегда приписывает проигравшим глупость и жестокость.
— Нет, — я покачал головой. — Сейчас так не считают. Но думают, что в чём-то вы оказались менее приспособлены. Может кто-то был воинственнее… может быть и мы. Может наши предки просто съели ваших. Извини!
— Да, мы, несомненно, воевали и пожирали друг друга, — согласился Харгунт. — Но так поступают все дикари. В вашем мире нас погубило то, что вы называете инверсией Лашампа.
— Не слышал о ней, — признался я. — Но неважно, потом выясню.
— В своей реальности мы выжили, — продолжил Харгунт. — В вашей — нет.
Я вспомнил Кассиэля и его слова про случайности. Кивнул:
— Всего лишь случайность…
Харгунт нахмурился и покачал головой:
— В нашем мире имя Бога — Хурскан. И он — Решающий случайностей. Случайность создаёт дороги, а Бог выбирает, по какой идти. Случайность — не «всего лишь».
— Ладно, — сказал я. — Тебе виднее, кто там у вас Бог. Это всё здорово, я рад, что в какой-то реальности вы не вымерли. Но для чего весь этот разговор?
— Взгляд Бога не вынести ни Человечеству, ни Народу. Для наблюдения и общения существуют ангелы, которые лишь малая часть его. Наших ангелов вы считаете демонами, мы, наоборот. Компромисс невозможен. Наши реальности соприкоснулись, хотя этого никогда не должно было произойти.
Я развёл руками.
— Допустим. И что дальше?
— Наши и ваши ангелы не только воюют. Они что-то делают вместе.
— Видел, — кивнул я. — Объект вблизи Юпитера.
Харгунт кивнул. Помедлил, будто не решаясь продолжить.
— У нас есть основания полагать, что этот объект чрезвычайно важен.
— Это диск из газа, — сказал я. — А что на самом деле мы не понимаем. Может ангелы и падшие хотят растащить наши реальности? Было бы здорово.
— Мы считаем, что объект чрезвычайно опасен. И для Народа, и для Человечества. Он создаётся, чтобы уничтожить наши миры.
— Зачем? — поразился я. — Если они защищают нас, то зачем губить?
Харгунт развёл руками.
— Мы ищем причину. Это сложно, нам приходится таиться от наших ангелов. К счастью, ннаукх им недоступен. Если ты принимаешь мои слова и согласен помочь, то мы встретимся снова.
— Что такое ннаукх? — спросил я.
— Шёпот тишины. Разговор без слов. Как сейчас, только без всяких приборов.
Я уставился на Харгунта, очень медленно понимая то, что он только что произнёс.
— Шёпот тишины… Вы телепаты? Вы можете общаться мысленно?
Только что я узнал самую, пожалуй, важную вещь о вонючках за всю историю нашей войны.
Они телепаты!
— Только когда рядом, а лучше касаться друг друга, — быстро сказал Харгунт. — Нельзя использовать в войне, бесчестия нет!
— Да ничего же себе… — прошептал я.
— Событие Лашампа погубило Народ в вашем мире, поскольку мы привыкли полагаться на ннаукх. Когда магнитные полюса поменялись местами и щит Земли ослаб, шёпот тишины исчез. Мы потеряли знания и общность. Но в нашей реальности мы справились. А в вашей — нет. Наша плоть и кровь растворилась в «даккар» — людях, лишённых ннаукх изначально.
— Что случилось в вашей? — спросил я.
— Кровь людей растворилась в нас, — просто ответил он. — Восемь процентов меня пришло от даккар.
— Ого, — пробормотал я. — Целых восемь?