Теперь стоит вернуться к вопросу, поставленному в самом начале. Почему Теган написал свой труд? Думается, здесь был целый комплекс разного рода обстоятельств. Во второй половине VIII — начале IX в. под влиянием епископской идеологии и в очередной раз актуализированного монашеского идеала, в свете древнегерманских представлений и новых культурных ценностей, порожденных каролингским ренессансом, формируется некий образ идеального правителя, христианского короля, гаранта внутреннего и внешнего мира, защитника Церкви и pauperes, ревнителя истинной веры, поднявшего свой меч на священную войну с язычеством, который ведет весь populus christianus, объединенный под его имперской властью, к спасению и построению Града Божьего на земле. По всей видимости, этот идеал окончательно сформировался уже после смерти Карла Великого: весь груз ответственности в соответствии этому идеалу лег, таким образом, на плечи его преемника. Общество желало видеть короля, обладавшего совершенно определенным набором качеств и добродетелей. В каролингскую эпоху и, по-видимому, в раннее Средневековье вообще король являлся фигурой в высшей степени несамостоятельной. Дело даже не в том, что он привлекал к соучастию во власти на всех уровнях широкие слои социальной элиты или был зависим в поведении и принятии решений от своего ближайшего окружения. Король непременно должен был оправдывать соответствующие социальные ожидания. В противном случае он рисковал утратить в глазах подданных собственную легитимность, какими бы талантами он при этом не обладал. Что касается Людовика, то он оказался не только крайне религиозным человеком, но и королем в высшей степени ответственно относившимся к обязанностям правителя. Пожалуй, как никто другой, Людовик старался соответствовать тому идеальному образу властителя, который сформировался к началу IX в., и быть таким, каким желали его видеть подданные. Постоянно демонстрировать необходимые качества вовсе не требовалось. Современникам не надо было доказывать, что они имеются у короля. Важно было показывать, хотя бы время от времени, что король их не утратил. Людовик делал это, по-видимому, даже чаще, чем нужно. Вот с чем связано такое повышенное внимание у современников к его персоне и такая весьма позитивная его оценка в целом ряде сочинений.
Идеологическая картинка наложилась на реальность и многократно ее усилила. В то же время сама эта реальность никак не желала укладываться в определенные рамки. Христианнейшего короля свергли с трона, отняли меч, заточили в монастырь, и кто — его собственные сыновья! Можно только догадываться, насколько сильное впечатление это произвело на современников. Однако Людовик вернулся на трон, казалось, вопреки всему — разве не Божья воля совершила это? Разве не специально Господь провел своего верного слугу через унижение и позор, чтобы уберечь его от греха гордыни, чтобы научить смирению? Теган — всего лишь обыкновенный пастырь — хочет понять Божий промысел, жаждет постичь высший смысл происходящего, приоткрыть тайну Бытия. Понять, что ждет христианский народ, Церковь, его самого, в конце концов — ведь он живет в смутные времена. Именно Людовик, а не Карл — герой этого поколения: сочинение трирского хорепископа, как и произведение Астронома яркие тому подтверждения. Ностальгия Эйнхарда по прошлому не характерна для большинства. Их волнует прежде всего настоящее. События, совершавшиеся на их глазах, казались в высшей степени знаковыми. Пройдет десяток лет и все изменится. Империя рухнет, умы европейцев, живущих на ее обломках, займет основатель, а его преемник, сын, погубивший дело отца, уйдет в тень. На века ему не останется ничего, кроме презрения. Думается, совсем незаслуженно. В сущности, создавая образ христианнейшего короля-миротворца, Теган вовсе не оригинален. Однако сочинение его интересно прежде всего с той точки зрения, что оно с небывалой полнотой аккумулирует в себе весь комплекс представлений о короле, сложившийся в сознании людей первой трети IX века.