«как много знает вариантов…»
как много знает вариантов
игривый ветр небытия
и дольний мир из мелких квантов
в котором царствую не я
да! поражен душевной комой
лежу пред господом нагой
меня кусает насекомый
чешуекрылый и другой
беда настали дни тугие
лежу фактически на дне
депрессия да аллергия
хворобы модные одне
лишь одноклассник дева люба
в ушанке шумной из бобра
меня поддерживает грубо
в надежде славы и добра
саксофонической трубою
чуть-чуть елозит в тишине
и димедрола зверобоя
рыча протягивает мне
«Дыши глубоко. Постарайся заснуть…»
Дыши глубоко. Постарайся заснуть.
Прими анальгина. Попей
водички. А хочешь горчичник на грудь?
Оно помогает, ей-ей.
И это прейдет, и обида пройдет,
и мы беззащитны, когда
сквозь трещины времени ночь напролет
сочится живая вода.
Пастуший рожок. Неподбитый итог.
Звените, кимвалы, пока
мужает, цветет, увядает росток
задумчивого тростника,
и боязно, милая, если умру,
забыть этот свет дорогой,
где лепет любовный шуршал на ветру,
серебряной, что ли, фольгой.
«Когда бы знали чернокнижники…»
Когда бы знали чернокнижники,
что звезд летучих в мире нет
(есть только бедные булыжники,
куски распавшихся планет),
и знай алхимики прохладные,
что ртуть — зеркальна и быстра —
сестра не золоту, а кадмию,
и цинку тусклому сестра —
безликая, но многоокая —
фонарь качнулся и погас.
Неправда, что печаль высокая
облагораживает нас,
обидно, что в могиле взорванной
одни среди родных равнин
лежат и раб необразованный,
и просвещенный гражданин —
дух, царствуя, о том ни слова
не скажет, отдавая в рост
свой свет. И ночь исполосована
следами падающих звезд.
«Ты помнишь морозный узор на стекле…»
Ты помнишь морозный узор на стекле
в подвальном гнезде, в молодом феврале,
и солнце, и рамы двойные?
Я помню узор на морозном стекле,
подвальное утро, на старом столе
салфетки — должно быть, льняные.
Гниет, истончается чистая ткань —
как если бы инь ополчился на ян,
(смотри, говорят, не заляпай!)
с мережкой из заиндевелых ветвей,
и в клетке страдает большой воробей —
печальный, со сломанной лапой,
спускайся, мой лирник, в обитель теней.
Светает. В последнее время длинней
и дни, и — особенно — ночи.
Беги за иголочкою, мулине.
Понять и простить. Беглый свет на стене,
как Господа быстрые очи.
«Хочется спать, как хочется жить…»
Хочется спать, как хочется жить,
перед огнем сидеть,
чай обжигающий молча пить,
в чьи-то глаза глядеть.
Хочется жить, как хочется спать,
баловаться вином,
книжку рифмованную читать,
сидя перед огнем.
Пламя трещит, как трещит орех.
Лед на изнанке лет.
Вечной дремоты бояться грех,
и унывать не след,
Грецкий орех, и орех лесной.
Пламя мое, тайком
поговори, потрещи со мной
огненным языком,
поговори, а потом остынь,
пусть наступает мгла,
и за углом, как звезда-полынь,
зимняя ночь бела.
Инна ИОХВИДОВИЧ / Штутгарт /
Родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, эссеист, литературный критик. Публикации в литературных сборниках, альманахах, и пр. Победитель и финалист различных литературных конкурсов. Лауреат международной премии «Вольный стрелок: серебряная пуля» издательства Franc-tireur USA. Живет в Штутгарте (Германия).