Выбрать главу

Чаще всего дело в том, что человек просто не осознает своей злости, недовольства, озабоченности и других эмоций, о которых свидетельствуют его мимика и поведение. Эти проявления далеко не всегда контролируются и осознаются нами. Поэтому человек может вполне искренне говорить и считать, что у него все в порядке, и он ни о чем не переживает.

Я спросил Наталью:

— Что вы чувствуете сейчас, после того, как рассказали мне свои новости?

— Я чувствую радость от того, что поделилась с вами своими переживаниями. — Наталья ответила быстро.

— А что еще вы чувствуете?

— Я чувствую некоторое смущение за то, что опоздала. — На сей раз Наталья ответила после небольшой паузы.

— Только из-за этого? Подумайте сколько нужно, мы с вами никуда не торопимся.

— Мне неловко за то, что, кажется, сессия идет не так, как вы наметили.

— Только за это?

— Нет, не только, — Наталье снова потребовалась пауза, — еще за то, что хвастаюсь тем, какое получила удовольствие, как будто возвышаясь над вами.

— А почему вы считаете, что возвышаетесь надо мной?

— Потому что рассказывая вам о том, как хорошо я провела время и какое удовольствие получила от этого без вашего участия, я ставлю вас ниже себя, как учитель по отношению к ученику.

«Откуда у нее в голове такие глупости? Это совершенно естественно для людей — делиться рассказами о приятных впечатлениях!» Вслух я этого, конечно, не произнес, но отметил еще некоторое пространство для работы.

— Что вы чувствуете сейчас? — снова спросил я Наталью.

— Стыд… — понурив голову, произнесла Наталья и заплакала.

Я протянул ей бумажный носовой платок и дождался, когда она успокоится настолько, чтобы снова заговорить. Она дала имя тому, что я видел на ее лице.

Наталье было стыдно за то, что она хорошо провела время и получила удовольствие. И мы подробно выяснили причины такого восприятия и оценки событий.

Я часто сталкивался и продолжаю сталкиваться с подобными суждениями своих клиентов. Многие люди стыдятся своих позитивных переживаний, им стыдно и неловко за хорошо проведенное время, за удовольствие, за приятное общение. Людям совестно быть довольными и счастливыми.

Как и у многих других, у Натальи корни этого явления уходили в раннее детство, в родительскую семью.

Когда маленькая Наташа возвращалась с прогулки довольная, родители тут же принимались ругать ее за беззаботность и счастливый вид. Мама с грозным выражением лица отчитывала девочку: «Как ты можешь так радоваться, когда у тебя уроки не сделаны и две тройки в четверти? Сначала займись делом, а потом гуляй! Исправишь оценки — будешь веселиться, а пока радоваться нечему!» Если Наташа хотела поиграть или посмотреть телевизор, то сразу встречала недовольное лицо отца: «Как ты можешь так беззаботно играть, когда мама ради того, чтобы тебя обеспечить, на двух работах работает и света белого не видит? Чем играть, могла бы по дому что-нибудь сделать, или обед приготовить, или уроками заняться…»

Если же девочка приносила из школы только хорошие отметки, на смену одним упрекам приходили новые: беспорядок в комнате, немытая посуда, легкомысленное отношение к будущему… Родители всегда находили повод поставить под сомнение радость жизни; согласно их мировоззрению, повода радоваться не было вовсе, и малейшее проявление удовлетворения осуждалось.

Так Наталья привыкла сначала тщательно скрывать свои радости, а потом и вовсе отказываться от них, чтобы не становиться жертвой родительского недовольства. Наталья любила и уважала своих родителей, а потому делать по-своему и отстаивать свои права ей не приходило в голову. В том числе — право на маленькие удовольствия и на то, чтобы быть понятой и принятой.

Вот и сейчас, поделившись со мной своей небольшой радостью, она испытывала привычное чувство стыда. Мы долго обсуждали нелогичность этого чувства. Кажется, после нашей беседы Наталья и сама прониклась этой идеей: радости не нужно стыдиться. Я дал девушке следующее задание, не краткосрочное, до следующей сессии, а на продолжительное время. Каждый день Наталья должна была записывать, что принесло ей удовольствие и что она почувствовала.

Именно на той сессии я понял, что наш терапевтический альянс с Натальей сложился. Она доверяла мне, она готова была говорить о своих чувствах. Когда мы прощались, она впервые попросила разрешения пожать мне руку.

* * *

Был вечер пятницы. Наташа сидела дома в одиночестве и раздумывала, чем бы заняться. Проводить остаток вечера дома в обществе бокала вина девушке категорически не хотелось, душа требовала куража и развлечений. Она позвонила Жене. В последнее время их отношения стали совсем уж прохладными, а встречи — еще более редкими. Женя взял трубку, и его голос, как показалось Наташе, прозвучал немного удивленно.