Начало было интригующим, женское любопытство никогда не доводило до добра представительниц прекрасного пола. Но сейчас, мы начали слушать очень внимательно.
—Тамара всегда была необычным человеком.
—В каком смысле,—решила уточнить подруга по несчастью. Начав общаться с Роуз , я заметила, что временами ее можно читать как открытую книгу. Вот и сейчас: явно, что она и так не страдает проницательностью, да ещё и выпитое спиртное даёт о себе знать.
—Ну,—немного замялась рассказчица,—даже не знаю…как сказать…чтоб не обидеть…да и наговаривать не хочу. Короче,—все же решилась Нюта,—она не в себе.
Мы смотрели на неё, не мигая. А девушка вдруг затараторила с бешеной скорость, будто боялась, что её перебьют. Дальше последовала такая информация, что... В общем, огромная радость, что мы уже сидели. Если бы стояли, ноги бы подкосились с вероятностью очень близкой к ста процентам.
С самого детства Тамара отличалась от своих сверстников. Девочка имела огромную фантазию, чем радовала своих близких. Мама восхищалась, когда пятилетняя девочка отказывалась слушать сказки, на которых растёт не первое поколение, а начинала рассказывать истории придуманные ей лично.
В начальной школе её талант пригодился как нельзя кстати. На открытом уроке сказка, придумана маленькой Томой, понравилась всем. Всем кроме учительницы. Наталье Васильевне явно пришлась не по душе история о домовом. Но что она могла сказать. Сказка на то и сказка.
Тревожный звоночек поступил скоро. Через пару недель. Мать Томы оказалась в кабинете директора. По мимо их двоих там находилась и классная руководительница Наталья Васильевна, которая плотоядно улыбалась и сверлила взглядом бедную женщину. Директор же выглядел более сдержанно; он сухо произнёс:
—Вот, прочтите,— и протянул маме Тамары Васильевны двойной листок, исписанный детским почерком, который та мгновенно узнала. Какая мать, изо дня в день проверяющая домашнюю работу своего ребёнка, не узнает его почерк.
—Не понимаю,—покачала головой Ирина Геннадиевна,—самая обычная детская сказка, она похожую уже читала. Ребёнок просто фантазирует. На мой взгляд, это талант.
—И называется он шизофрения,—влезла в дифирамбы Ирины своему чаду классная руководительница.
—Наталья Васильевна,—строго проговорил директор,—давайте пока воздержимся от постановки диагнозов.
—Я бы на вашем месте была повнимательнее, Виктор Степанович,—фыркнула учительница,—галлюцинации являются серьезным симптомом. Это не шутки.
Директор кашлянул. Классной руководительнице пришлось умолкнуть. Она была своенравна, но спорить с начальством при посторонних не решалась. Женщиной была не глупой и понимала: одно дело спорить за закрытыми дверьми, а другое дело оспаривать его авторитет. Ни один мужчина не станет это терпеть.
—Подождите,—начала понемногу доходить до бедной матери смысл спора между людьми, находящимися с ней в одном помещении,—что вы хотите сказать?
—Понимаете,—завёл директор с заботливой и сочувственной интонацией в голосе руководитель этого учебного заведения, и Ирине Геннадьевне стало действительно плохо—она была медсестрой, точно таким же тоном ее коллега, если на его плечи ложилась эта ноша, сообщал родственникам о неизлечимом недуге, постигшем близкого им человека. А директор, не подозревая о буре в душе его собеседницы, продолжал.
—Вы сказали, что это сказка, детские фантазии, только вот тема сочинения была: как я провёл лето. Вы ведь ездили в Крым?
—Да.
—Как вы уже прочитали там подробно описана ваша поездка. Правда, с некоторыми добавлениями?
Голова Ирины Геннадиевны пошла кругом. В сочинении на одну из самых распространённых тем ее дочь описала в мельчайших подробностях описала, как прощалась с их домовым, как познакомилась с лешим и прочей нечистью леса, а также многое другое, что могли найти забавным и милым, если бы описание не столь подробное и убедительное. После беседы с самой школьницей все стало ещё хуже. Она утверждала, что написала чистую правду, а затем заявила, что ее учительница не может выйти замуж, потому что на ней венец безбрачия.
Это был шок. Ребёнку всего девять.
У несчастной матери не нашлось слов. В их семье данная тема не поднималась, да и не должен советский человек верить в подобную чепуху. Про школу не могло идти и речи, за подобную пропаганду учитель мог на всегда лишиться работы. Тем более, мы уже видели, кто именно преподавал Томе. Учительница настаивала на постановке девочки на учёт в медицинское учреждение , но последствия оказались не так катастрофичны, как могло показаться на первый взгляд. Сестра Ирины Геннадиевны —Галя— работала в одной больнице с ней, но была врачом, поэтому выписала фальшивую справку многообожаемой племяннице, девочку перевели на домашнее обучение по состоянию здоровья. Администрация школы также не хотела скандала. Перевод на домашнее обучение в те времена было куда более сложной процедурой, но, учитывая обстоятельства, директор закрыл глаза и посчитал, что эпилепсии достаточно. Семье просто передали документы на руки. Таким образом, Тамара не оказалась обладательницей ужасного диагноза, фальшивая эпилепсия лучше шизофрении. После школы поступила в колледж, и вполне успешно отучилась на швею. Нельзя сказать, что странности прекратились, но они не усилились, что было уже хорошо.