Снежный лес был безмолвен, тишина стояла тягучая, навязчивая, вокруг пылала ледяная красота зимы, но от неё веяло безнадёжностью и скорой смертью для остатков живых, кто сумел выбраться из огненной колесницы пандемии и избежал встречи с новыми видами, активно осваивающимися на освободившихся от людей местах.
Кира еле смогла выбраться из позы эмбриона, в которую свернулась, стараясь спастись от ночной стужи в металлическом теле промёрзшей насквозь машины. Она, стуча зубами, продрала глаза, подула на онемевшие от холода пальцы и практически с ненавистью взглянула на резанувшее по глазам солнце.
– Твою ж, как же я эту ночь пережила? – еле проскрипела девушка и обречённо выдохнула.
Вчера она бежала из городка, где пряталась последние пару месяцев. Её место рассекретили «монстры», как она называла заболевших, и уже неделю искали пути подступиться к логову девушки и вытащить её наружу, словно стайка птиц, углядевших улитку, и теперь пытавшихся вытянуть беззащитное тельце из скорлупы домика. По ночам они скребли стены, урчали, выли, громко дышали и даже предпринимали попытки залезть по стене, но всё было тщетно. Хотя в самом начале обращения, когда у заболевших сохранялись остатки мозговой и нервной деятельности, они вполне свободно передвигались и могли даже выстроить логическую цепочку действий, чтобы получить желаемое, например, сесть в машину и проломить дверь. Но со временем разум затухал окончательно, и от заболевших оставались лишь бледные тени, способные передвигаться и включать активность в те моменты, когда на горизонте появлялась добыча. И в принципе Кире не о чем было беспокоиться, она укрылась на складе супермаркета, закрылась изнутри и здесь могла существовать достаточно долго, но то, что она увидела прошлой ночью через узкое окошко, повергло её в шок.
Девушку разбудил яркий свет, идущий с улицы. Вытянув из ушей беруши, она услышала мерный механический гул и, аккуратно выглянув через прореху пыльного окна, замерла. Во дворе магазина стоял вполне себе обыкновенный трактор, который ковшом расчищал завалы возле входа в бизнес-центр, где находился супермаркет. Сначала внутри Киры взорвалась радость, она буквально подпрыгнула на месте, потому что ей показалось, что наконец всё закончилось и власти приступили к расчистке улиц, но в этот момент трактор отъехал назад, повернулся боком, и девушка заметила, что внутри трактора пусто, и лишь горит синеватым цветом табло на торпеде.
– Что это за хрень? – тихо проговорила она резко севшим голосом.
Быстро сообразив, что это какая-то новая напасть, Кира покидала вещи в рюкзак, собрала большую сумку с едой и, схватив приготовленные на всякий случай ключи от найденной здесь же неподалёку машины, выскочила на парковку под проливной студёный дождь. Не замечая тяжести продуктовой сумки, Кира проскочила тёмное пространство свободной от завалов парковки, влетела внутрь давно стоявшего здесь автомобиля и, тихо шепча одними губами молитвы, попыталась завести свою спасительную шлюпку. Автомобиль на удивление откликнулся довольно бодро, пару раз чихнул, поскрёб где-то внутри мотором и, пугающе громко взревев, покатился в темноте к выезду. Кира давно в голове чертила дорогу к воротам, чтобы безошибочно, не включая фары выбраться за пределы квадрата магазинного двора и сейчас неслась подальше от этого места, которое целых два месяца заботливо укрывало её. Не разбирая дороги, она выскочила за пределы города и устремилась в сторону небольшого посёлка, в котором у неё когда-то жили родственники. Конечно, надежды на то, что они были живы, не было, но Кира за время вынужденного пребывания в полном одиночестве так и не смогла понять, куда ей двигаться дальше, в случае опасности. Она даже в своей семье была «белой» вороной и «пацанкой» как называли её за глаза брезгливо поджимая губы дородные матроны, сами себя назначившие хранительницами генеалогического древа их обширного семейства. История появления Киры на свет была довольно банальной: мать по молодости влюбилась в заезжего столичного студента, тот, воспользовавшись ситуацией, провёл шикарную неделю, а потом отбыл, даже не оставив записки, и, когда у матери Киры появились первые признаки беременности, переполошившаяся семья быстренько выпихнула её замуж за бухгалтера местного совхоза, который даже представить не мог, что на его седеющую голову свалится такое счастье. А поскольку детей иметь он не мог, то дочка стала для него просто смыслом жизни, и во всём семействе только отец, пусть и не родной, любил Киру, баловал и старательно учил до самой своей смерти. А после Кира стала предоставлена самой себе, потому что мать почти сразу вышла снова замуж и взрослеющая пятнадцатилетняя дочь казалась на фоне появляющихся розовощёких младенцев каким-то чуждым элементом в их семье. Кое-как дотянув до совершеннолетия, Кира съехала в небольшую квартиру отца, которую он завещал ей, и совсем перестала мозолить глаза матери.