го, сила которого, превосходя силу меньшего, заставляет его себе повиноваться, и, в зависимости от перемещения последнего по ту или другую сторону от экватора большого магнита, в нем происходят те же самые изменения, которые, как я сказал, происходят во всяком магните, переносимом по ту или другую сторону экватора Земли. Сагредо. — Я был убежден Гильбертом при первом же чтении его книги и, найдя кусок превосходнейшего магнита, долгое время производил многочисленные наблюдения. Все они достойны крайнего удивления, но поразительнее всего мне кажется то, что у магнита значительно Магнит в опра- возрастает способность поддерживать железо, если обделать его в оправу сравненноИВбаЛьшеУ так> как Учит нас тот же самый автор52. Сделав оправу для моего куска, чем без оправы. я увеличил его силу в восемь раз, и если без оправы он поддерживал едва девять унций железа, то в оправе он поддерживал больше шести фунтов; может быть, вы видели этот самый кусок в галлерее вашего светлейшего великого герцога (которому я его уступил) поддерживающим два железных якорька. Сальвиати. — Я видел его много раз и много ему удивлялся, но еще поразительнее маленький кусочек магнита, которым обладает наш Академик; этот кусочек весит не больше шести унций, и без оправы он поддерживает едва две унции, в оправе же сто шестьдесят унций, так что он удерживает в оправе в 80 раз больше, чем без оправы, причем он удерживает груз, в 26 раз превосходящий его собственный вес; это много удивительнее того, с чем встречался Гильберт, который пишет, что ему не приходилось видеть магнита, могущего поддерживать четырехкратный собственный вес. Сагредо. — Мне кажется, что этот камень представляет человеческим умам обширное поле для философских размышлений. Тысячу раз я размышлял наедине, как это может быть, чтобы он придавал оправе из железа силу, настолько превосходящую свою собственную; и в конце концов я не нашел ничего, что удовлетворило бы меня; немного почерпнул я и из того, что пишет по этому поводу Гильберт. Не знаю, так ли это было с вами? Сальвиати. — Я воздаю величайшую хвалу и завидую этому автору, так как ему пришло на ум столь поразительное представление о вещи, бывшей в руках у бесконечного числа других людей возвышенного ума, но никем не подмеченной; он кажется мне достойным величайшей ДЕНЬ ТРЕТИЙ 291 похвалы также и за много сделанных им новых и достоверных наблюдений, к стыду многочисленных лживых и пустых авторов, которые пишут не только о том, что знают, но и обо всем том, что черпают из разговоров глупой черни, не пытаясь удостовериться в справедливости услышанного с помощью опыта, может быть, для того, чтобы не уменьшить числа своих книг. По отношению к Гильберту я хотел бы только, чтобы он был немного больше математиком и, в частности, был лучше осведомлен в геометрии: практика в геометрии сделала бы его менее решительным в признании убедительными доказательствами тех доводов, которые он выставляет как истинные причины правильности наблк)даемых им явлений. Эти доводы (откровенно говоря) не доказывают и не убеждают с той силой, с какой должны делать это доводы, которые могут быть извлечены из естественных, необходимых и вечных следствий, И я не сомневаюсь, что с течением времени эта новая наука будет совершенствоваться путем новых наблюдений и в особенности путем правильных и необходимых доказательств. Но от этого не должна уменьшаться слава первого наблюдателя, наоборот, я ставлю очень высоко, например, первого изобретателя лиры (хотя, нужно думать, инструмент этот был сделан примитивным образом и звучал очень грубо) и ценю его не менее, чем сотни других артистов, которые в последующие века довели профессию музыканта до высокого совершенства. Мне кажется, что древние чрезвычайно разумно причисляли первых изобретателей благородных искусств к богам. Мы видим, что обычные человеческие умы столь мало любознательны и столь мало интересуются вещами, выходящими из ряда обычных, что даже когда они видят их или слышат о них в тонком изложении профессоров, то и это не возбуждает в них желания их понять. Так подумайте, пожелают ли люди такого рода задуматься над устройством лиры или изобретением музыки, забавляясь звуками сухих жил черепахи или ударами четырех молоточков. Итти к великим изобретениям, исходя от самых ничтожных начал, и видеть, что под первой и ребяческой внешностью может скрываться удивительное искусство, — это дело не дюжинных умов, а под силу лишь мысли сверхчеловека. Теперь, отвечая на ваш вопрос, скажу, что и я долго думал, стараясь найти возможную причину того столь прочного и сильного сцепления, которое происходит, как мы видим, между железом, служащим оправой магнита, и другим железом, к нему приложенным. Прежде всего я убедился, что способность и сила камня ничуть не увеличиваются в результате оправы, потому что он не притягивает с большего расстояния и не поддерживает железо сильнее, если между ним и оправой поместить тоненькую бумажку, толщиной хотя бы в листок накладного золота; наоборот, с такой прокладкой голый магнит поддерживает больше железа, чем оправленный; значит, здесь нет изменения способности, а налицо новое явление; и так как необходимо, чтобы для нового явления была и новая причина, то, исследуя, что же именно новое вводится при поддерживании с помощью оправы, мы не замечаем иного изменения, кроме различия в соприкосновении: где раньше железо касалось магнита, теперь железо касается железа; следовательно, нужно сделать необходимый вывод, что различные прикосновения являются причиной различия явлений. Затем я не вижу, чтобы различие прикосновений могло присходить от чего-либо другого, кроме как от того, что у субстанции железа частицы тоньше, чище и более уплотнены, чем частицы магнита, которые толще, менее чисты и более редки; из этого следует, что поверхности двух соприкасающихся кусков железа, если они тщательно выровнены, вычищены и отполированы, соединяются настолько точно, что все бесчисленные точки одной встречаются с бесчисленными точками другой, и нитей (если можно так выразиться), связующих два куска железа, значительно больше, чем нитей, связующих магнит с железом, ибо субстанция магнита 19* Первые наблюдатели и изобретатели достойны особого удивления. Истинная причина значительного увеличения силы магнита благодаря оправе. Для нового явления должна быть новая причина. 292 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА более пориста и менее чиста, и потому не все точки и нити поверхности железа находят на поверхности магнита встречные точки, с которыми они могли бы соединиться. Субстанция железа (в особенности хорошо Доказывается, что очищенного, каковым является чистая сталь) состоит из частиц, значи- частиц болееИТтон- тельно более плотных, тонких и чистых, чем материя магнита; это видно ких, чистых и тес- из того, что стальное острие можно свести к исключительной тонкости, нее расположен- ^ « ных, чем магнит, как, например, острие бритвы, к какой далеко нельзя свести острие куска магнита. То, что магнит нечист и что он смешан с камнями другого качества, прежде всего ощутительно замечается по цвету некоторых пят- наглядно покавы- нышек, по большей части беловатйх, а также и по тому, что если поднести вается нечистота магнита. к нему подвешенную на нити иглу, то она на этих камешках не остается, но, отвлекаемая окружающими частями, кажется убегающей от них и прыгающей на смежный с ними магнит; и так как некоторые из таких инородных частей по своей величине вполне могут быть видимы, то мы можем предположить, что большое количество других частиц, незаметных из-за своей малости, рассеяно по всей массе. То, что я говорю (т. е. что многочисленность точек соприкосновения железа с железом является причиной столь прочного соединения), подтверждается опытом; он состоит в том, что если мы поднесем кончик острия иглы к оправе магнита, то он соединится с нею не крепче, чем с голым магнитом; это может произойти только оттого, что два соприкосновения равны, т. е. оба состоят из одной единственной точки. Да чего больше! Возьмем иглу и положим ее на магнит так, чтобы один из ее концов выступал несколько наружу, и поднесем к этому концу гвоздь; игла сейчас же к нему прилипнет, так что если оттягивать гвоздь назад, то игла окажется подвешенной и соединенной своими концами с магнитом и с железом, если же еще больше оттянуть гвоздь, то игла оторвется от магнита, но только если с гвоздем будет соединено игольное ушко, а с магнитом острие; если же игольное ушко будет со стороны магнита, то при отодвигании гвоздя игла останется соединенной с магнитом; и все это происходит (по моему суждению) только оттого, что игла толще у ушка и соприкасается с магнитом в большем числе точек, чем чрезвычайно острый ее конец. Сагредо. — Все это рассуждение показалось мне очень убедительным, и опыт с иглой мне представляется лишь немногим ниже математического доказательства; я искренно признаю, что во всей философии по магнетизму не слышал и не читал ничего такого, что приводило бы такие убедительные основания для объяснения какого-либо из других столь многих удивительных свойств магнита. Если бы у нас было такое же удовлетворительное объяснение их причин, я не 8наю, какой еще более сладкой пищи мог бы пожелать наш разум. Сдльвиати. — При изучении неизвестных нам причин явлений нужно иметь сч