. Итак, я говорю, что если бы в природе не существовало иных причин, по которым две поверхности, освещенные Солнцем, казались бы одна светлее другой, кроме той, что одна есть поверхность земли, другая — поверхность воды, то необходимо пришлось бы признать, что поверхность Луны состоит частью из земли, частью из воды, но так как нам известно много причин, могущих давать такие же эффекты, и, вероятно, еще большее число их остается нам неизвестными, я не возьму на себя смелость утверждать, что то и другое должно существовать на Луне. Мы уже видели ранее, как пластинка отбеленного серебра после полировки и шлифовки превращается из светлой в темную, мокрая часть земли представляется более темной, чем сухая; горы в части, покрытой лесами, кажутся более темными, чем голые и бесплодные; последнее происходит от того, что на лесистые склоны падает множество теней, тогда как голые места залиты Солнцем; эта примесь тени действует таким же образом, какой вы можете видеть на узорчатом бархате: подстриженный шелк кажется гораздо более темным, чем неподстриженный, вследствие теней, рассеянных между отдельными ворсинками; равным образом, простой бархат много темнее эрмизина, сотканного из того же шелка41, так что если бы на Луне существовало нечто, подобное огромнейшим лесам, то по виду они могли бы представляться нам теми пятнами, которые мы наблюдаем; такое же различие было бы и в том случае, если бы они были морями; и, наконец, не исключается возможность, что эти пятна в действительности более темного цвета, чем остальное, вроде того, как снег делает горы более светлыми. Во всяком случае, ясно видно, что на Луне части, более темные, — это равнины с немногими, но все же встречаю- Волее темные ча- щимися на них скалами и плотинами; остальное, более светлое пространств Луны — ров- ' ' г г ные, а более свет- ство все заполнено скалами, горами, плотинами, круглыми и других лые — гористые. очерТаний9 причем преимущественно вокруг пятен тянутся грандиоз- вокрут лунных пя- ные горные цепи. Что пятна эти являются поверхностью плоской, в этом теныеЯадш?гор™" нас убеждает граница, отделяющая освещенную часть от темной: при пересечении пятен она образует ровную черту, в светлых же частях представляется очень извилистой и зубчатой. Но я не знаю, может ли эта ровность поверхности сама по себе считаться достаточной для того, чтобы она казалась темной, и думаю, что скорее нет. Независимо от всего этого даютсяУНвещи^р°не я считаю Луну чрезвычайно отличной от Земли, так как если я даже и пред- подобные нашим, ставляю себе, что это не пустые и не мертвые страны, то все же не утверж- а чрезвычайно от- ' J г г ' J г личные, если толь- даю на этом основании, что там существуют движения и жизнь, и еще ко Тв\%шд^н°ие.Ует меньше» чт0 там рождаются растения, животные и другие вещи, подобные нашим; а если все это даже там и есть, то оно совершенно отлично от нашего и далеко превосходит всякое наше воображение* Думать так ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 87 меня побуждает прежде всего то, что я считаю материю лунного тела не луна не состоит состоящей из земли и воды, а этого одного достаточно, чтобы исключить И8 8емли и воды* рождения и изменения, подобные нашим; но если даже и предположить, что там есть земля и вода, то все же ни в коем случае там не рождались бы растения и животные, и это — по двум главным основаниям. Во-первых, для наших рождений настолько необходимы изменяющиеся положе- положения Солн- VT ? f * ^ тт гл ца» необходимые ния Солнца, что без них ничего подобного не было бы. Но поведение Солн- для наших зарож- ца по отношению к Земле весьма отлично от поведения его по отноше- денИна луне.аковы нию к Луне. Что касается суточного освещения, то у нас на большей части Земли каждые двадцать четыре часа бывает частью день и частью ночь; на Луне же это явление проходит в один месяц, что же касается ГОДИЧНОГО понижения И повышения, В результате КОТОрОГО Солнце При- Естественный день носит нам различные времена года и неравенство дней и ночей, то на на 0динНмесяц?тся Луне они заканчиваются также в один месяц; и если Солнце у нас повышается и понижается так, что от максимальной до минимальной высоты оно проходит разницу примерно в сорок семь градусов, т. е. столько, сколько составляет расстояние от одного тропика до другого, то на Луне эта разница составляет только десять градусов или немногим больше, на луне солнце т. е. столько, сколько образуют максимальные широты Дракона по 2ьпш^тсяСЯсИра8^ ту и по другую сторону эклиптики* Примите теперь во внимание, каково ницеи в ю гра- j «гj j if j r f 9 дусов, а на Зем- было бы действие Солнца в пределах жаркой зоны, если бы оно непре- ле — в 47 граду- рывно в течение пятнадцати дней поражало ее своими лучами; вам нетру- оов' дно понять, что все деревья, травы и животные погибли бы; и если на Луне все же происходят рождения, то травы, деревья и животные должны быть совершенно отличны от существующих у нас. Во-вторых, я считаю твердо установленным,что на Луне не бывает дождей, так как если На лунене^бывает бы там в какой-нибудь части собирались облака, как вокруг Земли, то они должны были бы заслонять что-либо из видимого нами посредством телескопа на Луне; словом, какая-нибудь частичка изменилась бы с виду; такого явления я никогда не замечал, несмотря на долгие и прилежные наблюдения; наоборот, я всегда видел однообразную чистейшую ясность. Сагредо. — На это можно было бы возразить, что или там бывают сильнейшие росы, или что дожди идут там во время ночей, т. е. когда Солнце не освещает Луну. Сальвиати. — Если бы в силу других совпадений у нас были указания, что на Луне происходят рождения, подобные нашим, и отсутствовало бы только содействие дождей, то мы могли бы найти то или другое средство для замены их, как это происходит в Египте с разливами Нила. Но раз из многих условий, необходимых для произведения подобных явлений, мы не встречаем ни одного, которое совпадало бы с нашими, то не приходится стараться ввести одно единственное, могущее быть допущенным, и то не в силу достоверного наблюдений, а просто в силу отсутствия возражений. Кроме того, если бы меня спросили, что именно диктуют мне первое впечатление и чистое естественное рассуждение о возникающих там вещах, похожи ли они на наши или же отличны от них, то я всегда отвечу, что они совершенно отличны и для нас совершенно невообразимы, и это, как мне кажется, соответствует богатству природы и всемогуществу создателя и правителя. Сагредо. — Крайней дерзостью всегда казалось мне стремление сделать человеческую способность разумения мерой того, что природа может и умеет сотворить, тогда как, наоборот, нет ни одного явления в природе, как бы мало оно ни было, к полному познанию которого могли бы притти самые глубокомысленные умы, Эта столь вздорная претензия неИ поняв в совер- понимать все может иметь основание только в том, что никогда и ничто шенстве, некото- - ---#«. рые думают, что не было понято; ведь если бы кто-нибудь попробовал один единственный понимают все. 88 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА Вещание оракула правильно, когда он признает Сократа мудрейшим Божественное знание бесконечное число раз бесконечно. Возвышенный гений Буонаротти. раз понять в совершенстве что-нибудь одно и познал бы на самом деле, что такое полное знание, то он узнал бы, что в бесчисленных других выводах он ничего не понимает42. Сальвиати. — Рассуждение ваше чрезвычайно убедительно; в подтверждение его у нас есть опыт тех, которые понимают или не понимали чего-нибудь: чем более они мудры, тем скорее они сознают и тем искреннее признают, что знают мало; и самый мудрый человек Греции, признанный оракулами, открыто говорил, что он знает только то, что ничего не знает. Симпличио. — Приходится, значит, сказать, что или оракул, или сам Сократ был лжецом, так как первый считает его самым мудрым, а второй говорит, что признается в своем полном незнании. Сальвиати. — Отсюда не вытекает ни то, ни другое, так как оба изречения могут быть истинными. Оракул признает Сократа мудрейшим по сравнению с другими людьми, мудрость которых ограничена: Сократ признается, что ничего не знает по отношению к абсолютной мудрости, которая бесконечна, а так как в бесконечности такую же часть составляют «много», как «мало» и как «ничто» (чтобы притти, например, к бесконечному числу, безразлично — складывать ли тысячи, или десятки, или нули), то потому Сократ прекрасно знал, что его ограниченная мудрость — ничто перед бесконечной мудростью, которой у него не было. Но так как среди людей все же встречается некоторое знание и оно не равномерно распределено на всех, то Сократ мог обладать большей его частью, чем другие, и тем самым оправдывается изречение оракула. Сагредо. — Мне кажется, я прекрасно понимаю это положение. У людей, синьор Симпличио, есть власть действовать, но она не в одинаковой степени причастна всем; и, несомненно, могущество императора гораздо больше могущества частного лица; но и то, и другое — ничто по сравнению с всемогуществом божиим. Среди людей одни понимают земледелие лучше, чем многие другие; но что общего между умением посадить виноградный черенок в яму и умением заставить его пустить корни, извлекать питание, из последнего выделить части — одну, пригодную для образования листьев, другую — для формирования побегов, третью — для гроздьев и еще другие для сока или кожицы, — т. е. со всем тем, что творит