- Что это? Я спрашиваю, щенок неблагодарный, что это?!
Голос оставался тих и холоден, но тон убивал. Мальчик не мог сказать ни слова, и колени предательски дрожали. Он опустил взгляд в пол и молчал, про себя моля все силы на свете, чтобы эта пытка скорее закончилась. Мужчина встал, каждый его тяжёлый шаг грохотал в сознании ребёнка. Тяжёлая холодная ладонь цепко схватила его за плечо, отец поволок мальчишку к столу, спустил с него штаны и стал сечь ремнем под смех брата.
- Никогда, - шипел отец, задыхаясь от гнева, подкрепляя каждое слово хлестким ударом, - не смей поносить того, кто кормит тебя. Даёт кров. Защищает!
Мальчик от страха и боли не мог даже кричать. Слезы сами катились из глаз. Тело крупно вздрагивало от каждого удара. В глазах на фоне тьмы плясали яркие пятна. Оранжевые, зелёные, но чаще всего - алые, он хотел, чтобы эти пятна стали кровью отца и брата. Везде, на стенах кабинета, на полу, на столе и окнах, он желал им мучительной смерти.
Порка закончилась. Мужчина осмотрел багровые полосы на теле сына и остался доволен своей работой, он вытер пот со лба, сбросил ребёнка с колен, как старый плед. Мальчик не почувствовал боли от удара об пол. Поясница, ягодицы и бедра сзади горели огнём и на каждое движение мышц под кожей отзывались разрывающей болью. Когда он попытался натянуть брюки сознание чуть не покинуло разум, ведь даже лёгкое прикосновение к избитым местам вызывало адские муки, словно кожу снимали заживо тупым серпом. Стоя на коленях, уткнувшись лбом в пол, мальчик старался не стонать, лишь скрипел зубами, когда подтягивал штаны. Отдельной пыткой было встать и выпрямиться. Все это время брат посмеивался, отпускал едкие шутки, стоя рядом с отцом. Только сейчас бросалось в глаза сходство старшего сына и мужчины, как и разительное отличие младшего.
После этого все горело и болело не один день. Сидеть было невозможно, ходить, едва сдерживая слёзы, удавалось только при маме. Все остальное время мальчик стонал и прихрамывал. Временами старший брат, если злился на младшего, просто отвешивал ему лёгкого пинка, но небольшого прикосновения было достаточно, чтобы звёздочки в глазах вспыхивали от боли. Ненависть к брату и отцу росла с каждым тычком, всякий раз, когда становилось снова больно.
Взгляд Доктора с белого бумажного планера перескочил на соседнее окно, мимо которого пронесся рукотворный летун. На подоконнике соседнего дома, свесив ноги в пустоту, сидела девушка, задумчиво глядя в сереющее небо. Бледное лицо было одухотворённым, на нем застыл отпечаток немного театрализованной боли и преувеличенного отчаяния. Тёмные волосы слегка растрепались, выбившись из элегантной свободной косы, тонкие ноги болтались в воздухе, словно перемешивая холодные потоки.
"Идеальная жертва", - подумал Доктор и сел за стол, не закрывая окна. Пальцы привычным жестом выловили формуляр, сжали самопишущее перо, и по бумаге запрыгали черные сточки, адресованные соседке напротив. Безумцу стало ужасно интересно, что испытала бы она, получив от самых близких столько ударов, ощутив боль, равную его. Воплощенная меланхолия и само очарование, словно сошедшая с картины, каково было бы ей встретиться с предательством. Может, она знает иной рецепт, кроме ненависти?
Порывшись в адресном справочнике, Доктор узнал, что в соседнем доме, на пятом этаже живёт единственная одинокая девушка, которую зовут Мери Грей. Больше о ней ничего не удалось узнать.