Доктор закрыл глаза, его пальцы с хрустом сжались в кулаки, глаза были плотно зажмурены, словно он не хотел в дать мира вокруг, или пытался прогнать воспоминания прошлого. Несколько вдохов, пальцы расслабились и, задрожавший было голос, окреп.
- Так начался наш роман, который не сулил ничего хорошего, как мне сразу показалось. Наша связь была до неприличия тесной, Анабель уже обзавелась интимным опытом, хотя была младше годами, а я всякий раз стыдился или глубоко удивлялся. Но страсть должна быть чем-то разбавлена, в нашем случае мне пришлось заполнять пустоту рассказами о себе, чего я не хотел делать. Чем больше я молчал, тем яростнее были наши ссоры. Однажды я не выдержал и сломался под ее натиском, рассказав о матери, об отце, о детстве, после этого она ушла, сказав, что хочет подумать. Я не видел ее несколько дней, меня мучили догадки, вопросы, даже страх того, что на все расскажет обо мне и ректор вышвырнет студента с испорченной родословной.
Приходилось вечерами рыскать по улицам в поисках несносной девицы, расспрашивать полицию и отребье, через неделю мне улыбнулась удача. Я наткнулся на девушку случайно, однако искал ее целенаправленно, Анабель хотела улизнуть, но мне пришлось грубо втолкнуть ее в переулок и прижать к грязной стене. Настолько беззащитной она выглядела, такой испуганной, что мне захотелось впиться в нежные губы поцелуем, прижимая ее к этой грязной кирпичной кладке, и не останавливаться, пока огонь страсти не разольется по нашим телам океаном, но моя любовь собралась с духом и здорово лягнула меня коленом в бедро. Хватку я не ослабил, пришлось прислониться лбом к ее плечу, чтобы переждать вспышку боли. Мне не хотелось пугать ее, но девчонка стала брыкаться, кусаться, словно одержимая, и я влепил ей пощечину. Она кричала, что большего психа не встречала в своей жизни, что я бессердечная тварь, которая способна на что угодно, что она все расскажет отцу и ректору, если я не отпущу ее сейчас же. За каждую угрозу она получала звонкую пощечину, а последние ее слова оказали на мое сознание и вовсе эффект обратный тому, которого она пыталась добиться. Я приложил ее затылком о стену и она потеряла сознание.
Доктор заговорил ровнее, спокойнее, без спешки, но лицо его потеряло всякое выражение. Щеки мужчины стали бледными, а глаза поблекли.
- Мой мозг работал холодно и спокойно, словно передо мной была не любимая девушка, а труп из морга, над которым нужно провести еще один эксперимент. Движимый холодным рассудком я укутал ее плотнее в одежду, стянул Эн руки и завязал рот платком как можно плотнее, взвалил на плечо и понес в ближайший притон, где часто ошивались бандиты и морфиновые наркоманы. Мое сердце билось о ребра, словно пыталось проломить грудную клетку и достучаться до рассудка, но разум наплевал на благородные позывы. В притоне я бросил свою ношу к ногам отребья и сказал, что это дочь того самого судьи, который засадил половину из их дружков за решетку, да и большая часть компании тоже успела испытать тяготы тюремного заключения на своей шкуре. Я уходил не оглядываясь, за спиной слышал гадкий смех, треск разрываемой одежды и мычание моей некогда любимой, которая отчаянно молила меня о помощи сквозь кляп, очнувшись.
Утром обнаженный труп девушки наши у канала, он был немыслимо истерзан. Я не хочу вспоминать все страшные раны, вырезанные на коже прозвища, выжженные клейма, что расцвели на ее теле кошмарными цветами самой смерти. Я пришел уже в морг, чтобы взглянуть в ее лицо, почему-то мне это показалось важным.
Несмотря на то, что ее очаровательное личико было изуродовано врагами судьи и самой смертью, оно было спокойным, даже умиротворенным, только глаза, по словам коронера, никак не хотели закрываться. В последний раз я смотрел в глаза своей любви именно там, на холодной кушетке, прежде чем патологоанатом зашил их. С тех пор в моей груди осталась дыра вместо сердца.