Выбрать главу

Все чаще он проводил время вне дома, в закрытом клубе, но если бы его маленькие шалости не выходили за пределы клуба, то на это можно было бы закрыть глаза. В стенах такого заведения все тайны умирают, вместе с душами носителей, но брат сделал роковую ошибку - притащил свою "игрушку" из обители греха в стены собственного дома. Мальчик, которого я видел на пороге своей комнаты, и есть тайная страсть моего брата, он не ищет себе жену, не бывает в обществе, ведет дела через помощника, все свое свободное время он проводит с этим мальчишкой. Отцу было не важно, что брат с ним делает, он был обеспокоен репутацией семьи, успехом в делах, отец хотел, чтобы я доказал всем, что мой брат вполне нормальный, состоятельный мужчина, а так же, он намекнул, что я бы сделал великое одолжение семье, если бы убрал мальчишку из жизни брата совершенно случайно.

От такого предложения даже у меня свело челюсти, и я едва не откусил тонкий край фарфоровой чашки с кофе, стараясь не задохнуться от злости. Отвратительный смысл ситуации был мне очевиден, но, в случае если я запятнаю честь семьи, если узнают, что мой брат не совсем нормален - не видать мне рекомендаций, моя карьера может быть наполовину перечеркнута, а отец сделает все, чтобы испортить мне жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Для начала я решил разобраться с ситуацией, поговорить с братом, ведь он должен быть моим пациентом. Найти его не составило труда, брат стоял на заднем крыльце, разглядывая мрачный сад, а парень сидел у его ног, словно маленькая собачка, и следил за каждым жестом. Попросив брата о приватном разговоре, я дождался, пока он жестом отошлет юношу в дом и присядет на крыльцо, кивнув на место рядом с собой. Я предпочел присесть на табурет, достал блокнот и принялся задавать сначала стандартные вопросы, а затем и личные, все глубже и глубже погружаясь в мир грязных удовольствий, поглотивший моего брата. Не горю желанием пересказывать все то, что от него услышал, ибо более отвратительного повествования в моей практике не было. Но конкретно моего дела касалась лишь история этого мальчишки, Рамона, которого брат нашел в этом прибежище порока.

Туда цыганского мальчика продала мать, выручив хорошие деньги за красивого ребенка. Год назад мой братец приметил Рамона и стал все чаще звать его к себе домой, он получал удовольствие от его общества, от того, что причиняет мальчику боль и от того, что владеет его душой и телом тогда, когда ему вздумается. Записав за ним достаточно, я поблагодарил брата, едва сдерживая желание размозжить его голову о серые камни крыльца. Поднявшись в свою комнату, я потребовал чтобы никто не беспокоил и углубился в книги.

Даже без чтения было понятно, что у моего брата есть ряд серьезных отклонений, которые вряд ли хорошо скажутся в дальнейшем на его жизни и жизни окружающих, скорее всего страданий ему вскоре будет недостаточно и он начнет убивать. Как специалист я должен был остановить его, как член семьи я понимал, что если положить его на лечение - это станет ударом для репутации, но был и третий выход, он мне импонировал больше всего.

Для начала мне нужно было поговорить с Рамоном, что я и сделал, позвав мальчишку к себе. Он стоял передо мной и изучающе смотрел в глаза, парень не осмелился пройти и присесть, пока я не предложил. Его темные глаза метались по комнате, губы едва заметно подрагивали, даже не присматриваясь, были заметны синяки на запястьях и то, что он прихрамывал на одну ногу совсем немного.

Когда я сказал, что хочу его осмотреть, Рамон сжался, обхватил плечи руками, от чего меня пронзила жалость. Почему-то мне вспомнился тот бездомный, которого я в детстве увидел под мостом. Некоторое время понадобилось, чтобы успокоить юношу, пришлось принести ему чай и дать сладкого, чтобы он хоть немного поверил мне. В конце концов удалось уговорить его снять рубашку, и я поразился, увидев то количество синяков и шрамов, которые носили его грудь и спина.

Ярость снова овладела мной, руки заметно дрожали, когда я подал юноше одежду. Его рассказ я старался выслушать бесстрастно, но то, что мне довелось узнать о собственном брате, словно взорвало изнутри мое сердце и голову импульсом безудержной ярости. Он плакал, а я пытался, как мог, успокоить беднягу. Рамон умолял ему помочь, он клялся мне в верности и говорил, что сделает для меня все, что я потребую, лишь бы освободиться из этой тюрьмы. Мне пришлось пообещать ему свободу, чтобы не выносить больше эту ужасную пытку его горькими слезами.