Он поверил, словно знает меня много лет и не слышал от меня лжи, он поверил в меня истово, как дети верят в бога, причастившись впервые.
Как я мог обмануть эту веру?
Ночью не мог заснуть, я слышал крики Рамона сверху, из комнаты брата, в которых мольбы, слезы и проклятья сливались в единую какофонию ужаса. К утру моя голова болела, настроение испортилось, но ярость, перегорев во мне, выплавилась в нечто острое и холодное, таким бывает лишь кинжал убийцы, закаленный в крови. За завтраком я увидел брата и отца, однако Рамона не было видно нигде. Решив не взбудораживать больной разум родственника вопросами о его игрушке, я сказал, что для лечения нужны время и некоторые ингредиенты, для приготовления брату легкого успокоительного, которое позволит ему смирять свои желания.
Брат вспылил, я заметил опасный блеск в глазах и то, как его пальцы дернулись к острой вилке, словно он хотел ее схватить. Этого было достаточно, моя провокация удалась, но отец одобрил мою идею и сказал, что отправит меня в город за необходимым на машине с водителем. Диплом академии и разрешение на практику развязывали мне руки, спустя два часа в аптеке я получил некоторое количество морфия, достаточное для того, чтобы убедить любого человека в существовании внеземных цивилизаций.
Вернувшись в мрачный особняк, я исследовал сад и нашел целые заросли белладонны в глубине, она была зрелой, ягоды призывно блестели, зазывая попробовать эту вишенку на вкус, однако я знал, как губительна эта красота. Набрав необходимое количество ягод, я тщательно спрятал их в сумке и вернулся в дом. Вечером, посетив кухню, я попросил прислугу подать к ужину вишневого вина, удалился в свою спальню и стал ждать. Скоро слуга попросил меня спуститься, так как хозяева уже за столом, я кивнул и присоединился к своим дражайшим родственникам. Как же приятно мне было улыбаться, глядя в их лица, я предвкушал.
Эти два человека были отвратительны для меня, пусть я и сам не ангел, но напротив меня сидели настоящие чудовища. Мне стало казаться, что их лица превращаются в оскаленные морды, а пальцы становятся крючковатыми лапами с когтями.
Списав это на бессонницу и крайнее возбуждение я дал себе слово, что этой ночью хорошенько высплюсь. Баночка с морфином была зажата в моей руке, оставалось только ждать момента. Как только внесли вино и мой отец встал, чтобы сказать тост, я уронил под стол пузырек, который покатился к ногам моего брата.
Подняв его, он уставился на меня, я видел, что он понимает, какую радость я принес для него, в его притоне для богатеев морфиновая зависимость была чем-то вроде носового платка в кармашке. Отцу я сказал, что уронил успокоительное для брата, тот, естественно, подтвердил и спрятал пузырек в карман, взяв с меня обещание, что я лично расскажу ему рецепт. Как только первый бокал вина был распит, я предложил отцу пари: я принесу ему эту же бутыль, только вино будет несравненно вкуснее, чем прежде. Заинтересованный старик благословил меня, отправив творить волшебство, и я повиновался, прихватив бутылку.
В комнате я влил сок белладонны в напиток, хорошенько перемешал, спустился и отцу, как хозяину дома, налил первый бокал. Естественно, сначала он не почувствовал разницы, лишь легкую сладость, удивительно дополнившую букет, но я предложил еще, глядя, как зрачки отца становятся шире, как в глазах появляется нездоровый блеск. Брат попросил и ему плеснуть чудо-вина, на что я согласился с превеликим удовольствием.
Наполнив его бокал, я отошел, сославшись на необходимость посетить уборную и из-за дверей зала начал наблюдать за тем, как родственники сходят с ума. Сначала отец покраснел, как сваренный рак, взревел, полетел кувырком со стула, пытаясь отмахнуться от чего-то невидимого, а потом и брат стал хихикать, пытаясь поймать в воздухе нечто, что казалось ему крайне забавным. Скоро их взгляды пересеклись и взаимная ненависть, дремавшая под сводом правил и толстым слоем норм приличий, вырвалась наружу. Они бросились друг на друга, как звери, рвали друг на друге одежду и волосы, вгрызались зубами в обнажившуюся плоть, дубасили друг друга, расплескивая кровь по полу
Отец первым не выдержал, яд красавки доконал его, он захрипел, свалившись на пол, весь покрытый кровоподтеками и рваными ранами, а брат продолжал бить его, пока тот не испустил дух.
Мне оставалось завершить начатое и я крикнул, чтобы он успел принять морфин, пока отец не отобрал его. На удивление это сработало, я смотрел, как порошок исчезает в глотке ненасытной твари, как два яда, сливаясь воедино в своей смертельной дозировке, корчат его тело. Мой дорогой братец успел доползти до дверей, за которыми я стоял, и замер, исторгнув из себя все нечистоты вместе с последним вдохом.