Вокруг певицы сидели и лежали, мурлыкали или молчали кошки, около десятка пушистых умных морд взирали на нее, как на божество, улавливая перемены в мелодичном голосе. Усатые морды медленно моргали, подергивали усом, но совершенно не замечали вокруг ничего, словно в трансе, что очень необычно для этих чутких зверей.
Тысяча вопросов возникло в голове мужчины, ни на один из которых он не смог успешно ответить сам себе, от чего интерес к необыкновенной девушке только возрос.
Она появилась в городе пять лет назад, через год стала загадкой для всех, потому что холод не трогал ее, она могла забыть надеть туфли и идти по льду босой, что никак не сказывалось на ее здоровье. Всегда одетая не по погоде, с постоянно рассеянным взглядом, она загадочным образом сохраняла призрак здоровья. Хотя по ее внешнему виду нельзя было сказать, что девушка здорова: бледное лицо, глубокие глаза вечно окружены синими тенями и тонкий, до худобы, стан.
Вечными стражами ее были тоска и кошки. Куда бы она ни приходила - грусть, меланхолия и депрессия, как верные слуги, охватывали все вокруг своими объятиями, погружая не только ее, но и окружающих в мрачные думы. Людям становилось невероятно печально, словно в легкие вместе с воздухом закрадывалась плесень давней боли, у каждого своей. Даже дети меркли, переставали играть и бегать, лишь тихо садились и грустили о чем-то.
В ее голосе не было ничего особенного, однако стоило ей запеть тихо, с хрипотцой, как к ее ногам собирались кошки, не мешая певунье, они рассаживались вокруг и внимательно слушали, будто впитывая ее грусть. Некоторые подпевали, какие-то лишь кивали и раскачивали хвостами в такт, одна обязательно садилась к ней на колени. Но кошки редко мурчали. Безрадостные стражи печального ангела скорби.
И звали ее Элен Раш.
За этой неуловимой тенью гонялись врачи, пытаясь понять медицинской феномен ее здоровья и стойкости к морозу, ее пытались допрашивать фокусники, удивлённые влиянием на четвероногих, но встретил эту загадку Безумный Доктор.
Холодная крыша, луна и кошки, а еще неизбывная тоска тягучего голоса вернула мужчину в те далекие времена, когда он еще мог что-то изменить...
В сознание ворвался другой образ, не из его прошлого, словно сам Крусди подсказывал Доктору что-то давно минувшее. Девушка, как будто одетая в саму боль, разбитая о чужое равнодушие, измотанная собственной печалью и мертвая изнутри и снаружи.
После того, как на город, по легенде, пало проклятье, к местному управителю налогами пришел его сын и объявил, что женится. Он хотел взять в жены небогатую красавицу, но талантливую певицу и просто скромницу. Молодые люди были очарованы друг другом. Отец отказал сыну, ведь он не видел будущего у этого союза, но подкрепил он свой отказ словами: "Вы слишком мало друг друга знаете".
Но юная пара не отчаивалась. Юноша стал помогать любимой по мере сил и собственных средств. Он отказался от богатства отца, ушел жить в тихий маленький дом своей любимой, где они вместе прожили несколько лет под ряд. Пока у отца не кончилось терпение.
Морозным вечером строгий отец выволок сына и его любимую из дома, крепкие ребята облили кровлю керосином. Вспыхнула спичка и алый голодный зверь пожрал листы с песнями, нежные стихи, узорчатую скатерть, мягкую кушетку, розовые простыни и все, что было дорого двоим. Парня увезли, а обессиленную девушку просто бросили в сугроб. Вместе с домом сгорело ее сердце, мороз отнял ее голос, но дал ей жизнь каким-то невероятным способом.
С тех пор она стала духом вьюги. Она стала символом несчастья. Словно олицетворение погибшей любви, убитой души, уничтоженной жизни, она пела. И везде, где она появлялась, сердца охватывал холод, души замирали. Девушка пела, ступая босыми ногами по снегу и льду, по острым камням и горячему песку, она искала своего любимого. И не нашла.
Говорят, она исчезла. Но город знал, что ничего не исчезает в нем просто так. Город никого просто так не отпускает.
Доктор очнулся от чужих воспоминаний, что свободно текли через его голову. А, может, он все себе придумал? Потерев заиндевевшие руки, мужчина согрел перо о печную трубу, достал формуляр и принялся писать.