Глаза Рины были тогда совсем пустыми, опухшими от слез и ударов, с лопнувшими сосудами. С тех пор у нее плохое зрение. Привезли ее сразу же под успокоительным, полицейский, доставивший ее, был зол, как Сатана, рассказывая мне ее историю. Карина жила в детском доме с самого рождения, год назад ее усыновила многодетная семья, их доход позволял им взять еще одного ребенка, помимо троих своих и одного приемного. Девочка отправилась к ним и первые полгода органы опеки, как и положено навещали Рину, проверяя, как она освоилась в семье.
Вроде бы все было прекрасно, ребенок устроен, ей ни в чем не отказывают, все счастливы, но не тут-то было. Когда опека перестала показываться в дом к этим людям, для девочки начался ад. Родители взяли детей из приюта только в качестве игрушки своим детям. И если первому ребенку повезло, на нем старшая дочь четы отрабатывала материнские навыки, то Карине совсем не повезло, ею "владел" сын пары.
Этот подросток на поверку оказался жестоким ублюдком. Сначала он просто издевался над девочкой, придумывал обидные прозвища, а, когда понял, что за нее никто не заступится, начал домогаться ребенка. Конечно же Рина не могла ответить ему, она просто не понимала, чего парень от нее хочет, боялась его, как огня. Тогда эта сволочь изнасиловала ее. И так продолжалось год. Он закрывал ее у себя в комнате, привязывал и творил с ней такие вещи, что нормальному человеку в страшном сне только может привидеться.
Карина провела в клинике три долгих года, прежде чем перестала дергаться от звуков, шарахаться от персонала, мы смогли частично успокоить ее агрессию, направленную на каждого человека, который даже смотрел на нее. Да, она была абсолютно дикой, но шаг за шагом мы справились с этим, но не до конца. Эта дикость превратилась в альтер-эго бедняжки и теперь в сознании Рины живет Катрин, как называл ее этот ублюдок. В основном она стабильна, хорошо учится, старается влиться в общество, но бывают сезонные обострения, как и у всех. Карине не помогают таблетки, потому мы кладем ее сюда, на отдых, так скажем, иначе она становится опасной для себя и окружающих, потому что появляется Катрин, которая никого не щадит.
- Профессор, - спросил я у него, - разве это нельзя исцелить? Новые технологии, свежий взгляд...
- Юноша, - оборвал меня старик, - если бы я не пытался этого сделать, то я бы не разглагольствовал перед вами! Мы применили все, что могли. Остается надежда, что со временем она поправится, однако чем дольше я наблюдаю за Риной, тем больше убеждаюсь в обратном.
На этом мы и распрощались, я вернулся к своим повседневным обязанностям, но что-то влекло меня к странной девушке, которая казалась неуместной здесь. Вечером я встретил ее на террасе, Рина наблюдала, как солнце садится за горизонт, а рядом стояли два санитара, напряженные, как леопарды перед прыжком. Я снова поражался, она выглядела безмятежной, словно глядела сквозь небо в другие миры, а мужчины рядом заметно нервничали.
- Добрый вечер, - мне захотелось поговорить с ней, пока она в добром расположении духа, - тут чудный закат.
- Да, доктор, - прозвучал очень грустный, хрипловатый голос, - сколько бы я раз сюда не приезжала, - закат завораживает меня снова и снова. Как жаль, что в ближайший месяц я не увижу его.
- От чего же? Вы не будете гулять?
- Доктор, вы тут новенький, это видно сразу, - тень улыбки коснулась уголков ее губ, - месяц меня тут не будет, мое место займет Катрин, и вам лучше с ней не знакомиться. Может плохо кончится.
- А если я не боюсь? - Мне и правда тогда не было страшно, просто любопытно.
Карина не ответила, она отвернулась от последних кровавых лучей заката и оглядела старые потрескавшиеся колонны клиники, по которым взбирался вездесущий плющ. Откуда-то сверху, из-за балкона выпорхнула бабочка с яркими оранжевыми крыльями, словно зарево заката напоследок лизнуло нежные паруса-крылья насекомого, отдав ему янтарные краски солнца. Карина протянула удивительной воздушной страннице ладонь и бабочка уселась на теплую кожу, словно в раскрытую чашечку цветка.
- Доктор, как же мне надоела эта тюрьма, - заговорила девушка глухим тихим голосом, словно сама с собой, - я чем-то похожа на нее. Хрупкое существо, заключенное в клетку собственной плоти. Если бы вы знали, как тяжело мне в этой клетке. Но бабочке не сломать костяных прутьев, не разорвать полога из мышц и кожи, а вот ее тюрьма...