Эксперимент
С того дня, как Доктор получил необычный подарок от своей последней посетительницы, мужчину не отпускали размышления о вере. К сожалению, ответ на вопрос Мэли был очевиден, только безумец не хотел о нем думать. Однако, чтобы исполнить обещание, данное женщине, он сел за перо и погрузился в воспоминания. Первые строчки легли на бумагу через силу, но чем больше Доктор писал, тем тверже рука держала перо.
"Драгоценная Мэли, я обещал вам, что отвечу на ваш вопрос. Вы спросили во что я верю.
Все прозаично до безумия, я не верю вовсе.
В людей верить глупо, они не оправдывают ожиданий, не стоит зря погружать себя в иллюзии относительно всех нас. В чудеса я не верю, ибо за каждым чудом стоит цепочка поступков и вереница событий, чудо становится просто следствием при ближайшем рассмотрении. В Бога и Дьявола я не верю. Я знаю, что они существуют, ибо получил исчерпывающие доказательства их существования.
В мою бытность студентом академии мне приходилось много познавать, из-за этого моими единственными друзьями становились книги и те, кто эти книги ревностно хранит. Я получил расположение библиотекаря академии, - жуткого тощего горбатого старика с торчащей нижней челюстью. Он медленно ходил, у него была отвратительная дикция и прескверный характер, а любого студента он готов был уничтожить одним только взглядом, однако меня он любил за то, что я с таким же трепетом, как и он, относился к книгам. Только я мог опоздать с возвратом книги в библиотеку, только я брал на дом редкие фолианты, ибо часами мы со стариком стирали быль с ветхих переплетов и постранично собирали раритеты, с утра до ночи просиживая за скрипучим столом в самом дальней углу необъятного хранилища книг.
Кроме старика я был дружен с ректором, фигурой неоднозначной и весьма удивительной. Студентам казалось, что он видит все и знает про каждого, а его глаза словно прожигали насквозь. Темные, как два потухших уголька, но стоит ветру гнева подуть, и в них тут же разгорается пламя. У него была отвратительная манера появляться в самый неожиданный момент из-за углов и дверей в старинном здании академии, и сверлить учеников, которых он застал врасплох, тяжелым взглядом. Из-за этого его называли демоном и Сатаной. Однако, он проникся ко мне спустя год моего обучения в стенах храма науки, видя во мне прилежание и самоотдачу.
Однажды, когда я по привычке после учебного дня угощался в его кабинете чаем, на глаза мне попались необычные книги, стоящие в углу на полке. На корешки падала тень, и я не мог разобрать названий. Заметив мой взгляд, ректор достал одну из них и выложил на стол. Казалось, что обложка книги выполнена из светлой кожи, похожей на телячью, но гораздо тоньше, черными буквами по ней было выжжено название, как мне показалось, на латыни, однако, как бы я ни пытался прочесть, получалась откровенная тарабарщина. Удивленный, я попросил у друга разъяснений, ведь по латыни я был лучшим студентом на курсе и опережал своих сверстников в этом знании.
Ректор рассмеялся и сказал, что без особого, "углубленного" знания языка у меня не получится прочесть ни строчки из этой книги, а между тем под старинной обложкой скрыты знания о жизни и смерти, а так же о том, как создавать существ и наделять их душами. Мне стало и смешно, от того, что умудренный годами человек верит в подобную антинаучную чушь, и интересно, есть ли ключ к этому шифру, или же профессор просто не может ее прочесть, а слепо верит кому-то, кто внушил ученому мужу странные мысли.
Словно угадав в моей голове сомнения и насмешку, ректор вынул тетрадь, исписанную его мелким убористым почерком, и протянул мне, сказав, что здесь пособие по изучению языка, если я с ним справлюсь, то мой друг даст прочитать эти книги. Как же этот жест был похож на вызов!
Тогда я еще был горяч, сейчас бы непременно отказался, будь у меня выбор. Но в тот момент мне не терпелось доказать превосходство науки над суевериями и, конечно же, верой. Язык давался мне с трудом, мешали уже полученные знания латыни, которые изобиловали строгими правилами, но я освоил за год этот удивительный труд, и в один из свободных вечеров пришел к ректору на негласный экзамен. Мой друг признался, что думал будто я забросил учить этот язык, очень удивился и с удовольствием меня проверил.
Оказалось, что я изучил материал досконально, после нескольких молчаливых хлопков, ректор вручил мне три тяжелые книги, но заклинал их никому не показывать, иначе даже в наш просвещенный век, можно поплатиться за их хранение и изучение свободой или жизнью. Принимая из его рук фолианты я не понимал, что пожимаю руку самой судьбе, повернувшейся ко мне лицом дьявола.