-Зачем вы убивали людей? И зачем вы их убиваете снова? - блондинка вдруг растратила всю свою энергию, словно кончился запал, голос звучал устало, тихо и тускло. - Это ведь вы, доктор Морт-Нимаж, мы оба это знаем.
Девушка круто развернулась и направилась к входной двери, давая понять, что разговор окончен. Она сбежала по ступеням вниз, отворила входную дверь и на секунду замерла. Ледяной ветер едва не сшиб ее с ног, пытаясь затолкать обратно в комнату, но неожиданно холодные руки схватили ее, высунувшись из тьмы ночи, как щупальца спрута из морских глубин.
Доктор закрыл глаза, понимая, что эта жертва неизбежна, и утром стражи порядка найдут еще один юный труп. На улице раздался отчаянный вскрик. Еще один камень лег на совесть, еще одним призраком стало больше. Но эта жертва была неизбежна. Он мог заставить ее забыть, ведь гипноз для психиатра это практически дополнительный навык, но от смерти спасти не мог.
- Я не убийца, - прошептал он своему отражению в оконном стекле и не поверил ему.
Спи, ангел
На утро газета легла на пол у двери Доктора, но в тесной квартирке на втором этаже никого не было. Еще до рассвета безумец вышел из дома, чтобы взглянуть в глаза прошлому, и увидел на мостовой, недалеко от своего дома, тело белокурой девушки, дочери своего отца, смелой, но мертвой Анны-Марии Громмер. Даже сейчас она была на него похожа. Даже в бледности смерти, перепачканная в крови, с обезображенным от ужаса лицом.
Половина дня ушла на то, чтобы объяснить полиции почему безумец оказался в столь ранний час на улице. Однако, как оказалось, у него было алиби на всю ночь и даже утро, его видели несколько человек, в том числе господин Нуар, который не любит спать по ночам и поощряет поздних гостей.
Безутешная сестра Эн-Мари рыдала и даже лишилась чувств, глядя на то, что сделал неизвестный маньяк с ее сестрой. В сторону осиротевшей окончательно девушки Доктор старался не глядеть. Ей было гораздо хуже, чем трупу на мостовой, она еще жила и чувствовала.
Похоронили девушку спустя два дня, ведь ее тело было важной уликой в кровавом деле, четыре трупа подростков - это не шутка для небольшого города. Полиция ввела комендантский час, под подозрением были многие, особенно приезжие, но на похороны бойкого белокурого создания собрался весь класс, ее друзья и знакомые. И Доктор тоже пришел, в его руках покачивались две белые, как свежий снег розы, перевязанные черной летной, за кружево которой был заткнут конверт из плотной бумаги.
На гроб из красного дерева, который госпожа Сирин продала сестре Эн со скидкой, сыпалась земля с глухим стуком, его не открывали для прощания, ведь тело девушки было сшито во многих местах и, как ни старался гример, оно не выглядело даже отдаленно хорошо. Говорят, только сестра и посмела поцеловать ее еще до тго, как опустилась лакированная крышка.
Вслед за остальными, Доктор подошел к разрытой могиле, в его глазах промелькнула печаль, но сменилась равнодушием, на крышку гроба полетели две розы с конвертом и горсть стылой земли. Глухо зазвенели лопаты вонзаясь в промерзшую почву, рабочие возвращали тверди то, что вывернули из нее ради того, чтобы отдать в материнские объятья златокудрую совесть Доктора, воплотившуюся в дочери погубленного инспектора. Когда церемония прощания закончилась, друзья Анны-Марии ушли, поддерживая ее сестру, как бледное истощенное привидение, Доктор подошел к памятнику, который изваяла, несомненно трудолюбивая рука брата госпожи Сирин, и вложил в руки каменного ангела картонный квадратик с картинкой и надписью.
Придя в свою комнату, Доктор некоторое время ходил из угла в угол, вспоминая подробности ночного разговора, потом рухнул в кресло и прикрыл глаза. За закрытыми веками побежали строчки, написанные рукой безумца за день до похорон. Конечно, мужчина не мог оправдаться перед убитой девушкой, но, может, привычка, а, может, потребность хоть что-то сказать в ответ на брошенные в лицо обвинения подтолкнула Доктора царапать бумагу пером, выбрасывая лист за листом в мусорное ведро. Конечный вариант письма, составленного для девушки, был запечатан в конверт и запаян сургучом.
"Милая Эн-Мари, вы уже покинули юдоль скорби нашего мира и, надеюсь, отправились в мир лучший, но потребность рассказать хотя бы какую-то истину толкает меня писать эти строки. Хотя они принесут облегчение только мне, вам же, пусть вы смогли бы прочесть их при жизни, они бы не помогли успокоить боль.
Косвенно я являюсь убийцей, не отрицаю этого, но то, что твориться на улице не совсем моих рук дело. Все сложнее, но своей вины я не отрицаю.