Видите ли, я хотел создать совершенное существо, которое выйдет за границы жизни, которое не будет подвержено смерти и старости. Я хотел уподобиться Богу и сотворить разумное, живое создание, наделенное пусть не душой, но хотя бы духом и мыслью. Согласно всем трудам, что я прочел - это было возможно. Заключив тот злосчастный договор, я обменял свою душу на возможность это сделать и посеял зуб дракона, но понимаю это только сейчас, что же взошло.
Чтобы существо жило, ему нужны были органы, ткани и память, сохраняющаяся в них. Да, я изымал их у людей, но, поверьте, все эти люди были достойны смерти. Вашего отца мне бесконечно жаль, но я не мог позволить ему помешать мне, а его верный друг, - сыщик, оказался идеальным человеком, которого стоило сохранить полностью, чтобы пробудившееся существо смогло обрести плоть. Именно он стал вместилищем новой жизни, именно его тело должно было принять древнюю магию.
Теперь, столько лет спустя, я вижу, что не стоило даже ввязываться, но любопытство, присущее любому ученому, и жажда узнать этот мир еще больше сыграли со мной злую шутку. Теперь мое совершенное существо пробудилось, спустя столько лет. Оно вбирает в себя жизни, судьбы и людей, пытаясь насытить свой голод.
Я сам не знаю, что я создал, но уверен: скоро мы познакомимся и это знакомство поставит точку в кровавой истории. Может, и в моей жизни. Однако, вам уже не нужно беспокоиться об этом, если, конечно, вы не станете ангелом-хранителем кого-то из несчастных в этом городе. Вы правы, мы все тут прокляты. Не мной, возможно, сама судьба распорядилась так. История города началась еще дор меня и до вас, боюсь, что она еще долго не закончится.
Даже хорошо, что вы не с нами. Спи крепко, ангел."
Открыв глаза, Доктор покосился на зашторенное окно. Теперь шорохи за завесой штор и шаги по крыше стали его постоянными спутниками. Несколько ночей под ряд кто-то аккуратно бродил там, балансируя на скользкой черепице едва слышно. И Доктор подозревал, что знает визитера.
Мужчина знал, что стоит разрешить такому гостю войти и больше никогда от его присутствия не избавишься, однако какая-то часть души хотела распахнуть окно и пригласить тот совершенный ужас, что за ним притаился, ступить в комнату, принося и свою жизнь ему в дар. Но инстинкт самосохранения и здравый смысл были сильнее. Даже когда безумец засыпал, он слышал тихий голос, зовущий из ночи: "Жан Франсуа, нам нужно поговорить. Впусти меня, создатель".
На кладбище ветер перетаскивал влажный снег, свалявшийся в грязные льдинки, шуршал листвой, которую смог оторвать от мерзлой земли, но не тревожил рук юного ангела, который крепко держал открытку, как назидание всем юным и бесстрашным. Стоила ли свежая могила пролитой крови и слез? Никто бы не дал на этот вопрос ответа. Город впитал еще одну жизнь, пополняя коллекцию.
В погоне за рассветом
Доктор сидел, откинувшись на жесткую спинку казенного стула. Напротив него на столе стояла пепельница, и один из многих окурков исходил дымом, раздражающим чувствительные ноздри безумца, но мужчина не мог затушить его, ведь руки за спиной надежно стискивали наручники. Все произошло так быстро, что он едва успел опомнится.
Убийства на улицах прекратились, уже больше недели загадочный маньяк то ли затаился, то ли ушел в другое место охотиться, но комендантский час еще действовал в городе, а лучшие умы полиции напрягались, тщетно пытаясь разгадать тайну. Убийца не оставлял следов ДНК, отпечатков пальцев или подошв, будто призрак. Вместе с убийствами затихли и звуки за окном Доктора, но стоило безумцу оказаться на улице в темное время суток, как шорохи и тени начинали преследовать его. И запах, который не давал покоя.
Однако, власти не пожелали легко сдаваться, дело получило широкий резонанс. В конце недели в отделение полиции прилетело письмо о том, что к ним отправляют детектива из бюро расследований, а на следующий день прибыл сам детектив. По городу поползли слухи о черной машине, которая привезла четверку людей в серых плащах. Они были строги, немногословны, сразу же заняли один из кабинетов и поставили на уши весь городской криминальный архив, выудив из него все за последний десяток лет.
В этот же день в дверь Доктора настойчиво постучали, а, когда он ее открыл, в лицо ему уткнулось разрешение на задержание сроком в сутки, его заковали в наручники, пока холодный голос зачитывал безумцу его права. Но вряд ли уже можно было напугать того, кто мечтал оказаться где угодно, только не дома. Казалось, что за эту неделю Доктор окончательно лишился рассудка, его воспаленные глаза блестели, волосы были взъерошены, а на лице то и дело проскакивала резкая широкая улыбка, которая тут же пряталась в недра души.