Старик
По ночам крошится воля – то пьяня, то леденя.Засыпая память солью, жажда мучает меня.С ней старик под руку бродит и не помнящий родства,речь о будущем заводит просто так, из озорства.Ясновидящий калека, жрец хронической тоски,кто ты, тенью человека в сад проникший воровски?Хладнокровный искуситель, изолгавшийся мудрец,эха вирусоноситель, переживший иск истец,преклоняющий колени у колодца без воды,жалкий, скорбный, черствый гений окружающей среды.Ты же сам смертельно болен страхом завтрашнего дня.– Ну а ты собой доволен? – обрывает он меня.
Подмосковная баллада
Катуар. Начало марта.Желтый снег в ночи увяз.Два барака, как две карты,вырастают в горький фарс.Сесть за эти карты значит —окунуться в долгий сон.Два барака – две задачи.Жизнь поставлена на кон.
Занавесочки цветные —разноцветная тоска!Цедят песенки блатныедва бича-истопника,водку пьют, играют в кости…Обворованы до пят,раскладушечные гостилишь отчаянно храпят.
Занавесочки-гордыни,подмосковные шелка!Два барака – две пустыни,две судьбы-черновика.От фундамента до крышииз беспамятных временподнимается все вышесписок выжженных имен.
Одиссей
день болтается на привязимой и раб и господиня без умысла и примесиодиночества один
что мне делать с обалделоюот безделья тетивойпроступившей нитью белоюна судьбе моей кривой
паруса давно распроданыльдом подернуто веслодень без имени без родиныах куда нас занесло
крики чаек одичалыеспохватившейся тоскида в туманах за причаламибезутешные гудки
Пограничная зона
Ты опять позвонишь и, судьбой наполняя слова,будешь долго молчать, но и я не начну молиться.И опять в проводах будет страхи баюкать молваи пунктирной строкой выпадать на пустые страницы.
Столько лет не у дел, выдыхая тоску и хандру,я ползу вдоль стены миражом золоченого рая,иногда просыпаясь, чтоб водки хватить поутруи вчитаться в сюжет нереально родимого края.
А проценты растут, и условия ныне жестче.У Харона в гостях изобилье кровавой икры.И когда позвонишь, я из жижи привстану, Отче,и спасибо скажу за бессчетные эти дары.
«В яме оркестру (теперь это видно) дана…»
в яме оркестру (теперь это видно) данамука ключа откровение нотной тетрадивыпита жизнь и, похоже, до самого днавсех этих «ля» и гармонии выдоха ради
кто там во фраке размашисто чертит кругируки ломая, пытаясь за воздух держатьсяв яме оркестру (теперь это видно) шаги —каждый из тьмы, не должны на игре отражаться
выпали ноты убогой несушке в подолчто с ними делать она не признает и спьянуах, дирижер режиссер волонтер валидолиз перехода в метро – погребальную яму
Ностальгия
кажется мне вот немного еще поживувсе переменится, мир станет ярче теплеебелая лошадь под окнами щиплет травубродит старик по оставленной богом аллее
тянутся к солнцу скупые следы как мостыв соде зрачков отражается то, что за взглядомбелая лошадь не прячет своей наготыи поделом что никто не присутствует рядом
кто-то пророчит искусство мертво впередиснег за окном и исчезли русалки с фасадатолько старик продолжает беззвучно идтипо золотой чешуе монастырского сада
Чайный блюз
Сашеньке
мы сегодня одни тает август варенье горчити в подвале у нас поселилась домашняя кошкаJ. J. Cale концерт как из прошлого тихо звучити по кругу почти ходит старая чайная ложка
терпкий чай ароматом снимает усталость в строкеи блаженствует дух в очищающей неге купаясьи серебряный бог в окольцованной тайно рукеоживает на миг верхних нот осторожно касаясь
Придорожный миндаль
Пока не зацвел – неприметен миндаль. До порыи мы для кого-то – подобия черной дыры.