Бланка вернулась к работе с построенной аватаром диаграммой червоточины. Теперь было куда легче интерпетировать ее, чем для плоского нескрученного пространства, думая о ней как об одном сечении из множества в небольшой и, следовательно, аппроксимируемой плоскостью части макросферы. Сечение стопки вселенных. Бланка заменила единственную микросферу в центре червоточины длинной цепочкой микросфер, тянущейся из одной горловины в другую, так что многочисленные виртуальные червоточины натягивались, как струна в вакууме примыкающих вселенных. Элементарная частица застряла бы в червоточине постоянной длины, зафиксированной в миг сотворения, но проходимая червоточина вольна отправить ее по туннелю в обход — как угодно окольный. Для фемтогорловин, возникших в Горниле, вердикт был ясен: они позаимствовали из иных вселенных, куда занесла их кривая дорожка меж дополнительных измерений, достаточно вакуума, чтобы уравняться внутренней длиной с наружным расстоянием между горловинами.
Разумеется, никто в К-Ц не поверит ни единому егоё слову. Это был манифест абстракционистского мятежа. Гипотетические примыкающие вселенные, не говоря уж про макросферу, составленную из них, навеки останутся не наблюдаемы. Даже если бы удалось расширить червоточину так, чтобы в нее смог пролететь роботизированный зонд, брошенный по сторонам взгляд не выдал бы ничего, кроме искаженного изображения самого робота, потому что свет циркулирует в червоточине по сфере, образованной ее поперечным сечением. Иные вселенные всегда перпендикулярны любому направлению наблюдения или полета.
Однако Проблема Расстояния решена, причем построенная для этого модель исходила из расширенной трактовки работ самой Ренаты Кожух, не опровергая ни единого успешного результата старой теории. Посмотрим, что скажут на это там, в земном
К-Ц! Ни у негоё, ни у Габриэля не осталось там активных версий — только личностные снимки, запрограммированные на запуск в том лишь маловероятном случае, если вся Диаспора погибнет. Но Бланка отогнала эту мысль и неохотно послала домой сводку своих результатов. В конце концов, таков был общепринятый протокол. Если даже работу забросают издевками, и она канет в забвение, ничего страшного. Онона могла бы вынести ее на обсуждение в фомальгаутском К-Ц, как только проснутся те, с кем стоило спорить.
Бланка смотрела, как циркулируют по небосклону серебристые облака. Надвигалось мощное землетрясение, но онона потеряла интерес к сейсмологии. И вообще ко всему происходящему здесь. В расширенной модели Кожух наверняка отыскались бы тысячи интересных аспектов для дальнейшего исследования — например, было бы любопытно установить, как именно в четырехмерных вселенных, образующих стандартное расслоение над макросферой, настроены собственные законы странной физики частиц. Надо же что-то и Габриэлю оставить, впрочем. Они могли бы закартировать этот реальный, пускай и недосягаемый, мир вместе. Математик-физик и математик-ландшафтный дизайнер.
Бланка отключила окружение — стеклянистую равнину, оранжевое небо и облака. Во тьму онона запустила иерархически организованный набор светящихся сфер и заставила их обращаться вокруг негоё. Проинструктировала экзоличность заморозить егоё до прибытия в систему Фомальгаута.
И осталась в ожидании — смотреть на свет и представлять себе, какое будет у Габриэля выражение лица, когда он услышит новости.
Часть четвертая
Ятима с надеждой поглядела на звезду, прозванную ими Вейль. Если это и не последнее звено цепочки, то по крайней мере близкое к нему.
— Через восемь с половиной веков Диаспора добралась до Стрижа. Дальнейшее ты знаешь не хуже меня.
— Забудь про Стрижа. Как насчет Орфея?