Олла дала Лапке новые мягкие яркие тряпки, и ходить в них оказалось очень удобно.
Потом хозяева и зайчиха сели на деревянные пни причудливой формы и стали есть. Санч и Олла орудовали какими-то когтями, тонко рвущими еду на части, но Лапка ела, держа кусок в передних лапах, как привыкла. Всё было так вкусно! Зайчиха запоминала названия: хлеб, сок, помидоры, мясо. Мясо! Когда она откусила первый кусок, то поняла — это то, что она хочет есть всю оставшуюся жизнь.
— А что вы едите в своих диких лесах? — спросила Олла.
Лапка поняла, что речь об угодьях.
— Жуки привозят нам еду. Морковь, капусту, твердые лепешки. Можно есть кору деревьев и траву.
— Жуками они зовут автопланы, — пояснил Санч.
Почувствовав сонную сытость, зайчиха отёрла лапы о новое тряпьё. Олла, заметив это, шлёпнула её по лапам.
— Хоть ты и животное, но теперь ты будешь жить здесь. Портить вещи я не позволю!
И тут же широко улыбнулась и показала перепуганной Лапке, как надо вытираться маленькими шуршащими тряпочками.
— Ладно, давай покажем ей какую-нибудь технику. Это будет забавно.
И Санч с Оллой и впрямь забавлялись, наблюдая, как Лапка шарахается от шумящего жука, ползающего понизу и пожирающего мелкий сор. Они хохотали, когда Лапка закричала и отскочила от говорящего камня, из которого вдруг полились громкие звуки.
— Что ещё тебе показать? — сквозь смех спросил Санч.
— Большого жука, — сказала Лапка. Вряд ли Санч сейчас поднимет его в воздух, но...
— Автоплан?
Лапка кивнула.
И он с гордостью показывал и рассказывал, как управлять жуком. Лапка не всё понимала, но кое-что запомнила: поворот маленького колеса оживляет жука, большое колесо поворачивает его, а палка сбоку велит жуку подниматься и опускаться.
— А как он вылетит из норы?
Санч вновь хохотнул над её глупостью.
— А вот так, — и показал, куда следует нажать, чтоб одна из стен норы поднялась и открыла путь жуку.
После Олле захотелось показать Лапке место, где готовят еду. Там был холодный белый камень, который открывался и давал пищу. Там были раскалённые чёрные плоские камни, подходить близко к которым Лапка побоялась, чем вызвала новый приступ веселья у хозяев.
Зайчихе стало неуютно, она вспомнила угодья, сородичей. Ей захотелось пробежаться по лугу и устроиться на ночлег в свитое из сухих еловых веток и мягкой травы гнездо. Но просыпаться от гула жуков и бежать поневоле она больше не желала.
Хозяева тянули её дальше, показывали всё новые чудеса.
А Лапке захотелось под кустик, но она не знала, как об этом сказать. В угодьях все делали свои дела, когда хотели, отбегая подальше от нор и гнёзд. Помимо воли Лапка начала переминаться с ноги на ногу и оглядываться в поисках выхода. Свет в нору поступал через ровные дыры, и Лапка показала на себя и на одну из дыр, давая понять, что хочет выйти.
Хозяева переглянулись, Санч подошёл к стене и открыл новый проём! Лапка кинулась наружу. Вокруг росла мягкая низкая трава, были здесь и кусты с огромными белыми цветами, и деревца настолько ровные, будто ненастоящие. Лапка забежала за ближайший куст и выпустила скопившуюся воду.
Блаженно выдыхая, Лапка подняла глаза. Санч и Олла смотрели на неё со смесью интереса и отвращения.
— Животное, — с неприязнью проговорила Олла.
— Можешь наказать её, если хочешь. Но сперва научи, как ей следует себя вести, — спокойно ответил Санч. — У зверей нет стыда, в этом и весь прикол, понимаешь? Мы сможем её дрессировать, как захотим.
— Это гадко. Она гадкая, грязная и тупая. Не знаю, смогу ли я терпеть животное в своём доме. Пойду спать, — сказала Олла холодно.
Санч пожал плечами и остался с Лапкой. Его глаза блестели. Он проводил её в дом и показал место для ночлега. Тут было очень тепло и тихо, на возвышении лежало много мягких тряпок. Лапка очень устала за этот долгий день. Она скинула с себя всё, сбила в кучу большие тряпки и свернулась калачиком.
Санч стоял над ней и тяжело дышал. Лапка села в своём новом гнезде, Санч шагнул к ней. Он покраснел и чуть слюну не пускал, обшаривая глазами её тело. От него пахло желанием обладать.
Если она родит от него, кто будут эти детёныши — зайцы или люди? Лапка не хотела быть с ним. Она не хотела быть ни с кем, решила бежать лишь за себя. Но теперь ей не надо бежать...
Мысли мелькали в голове, а Санч тянул к ней лапы. Он тронул её сосок, потом другой, толкнул её в гнездо из тряпок, но тут издалека донёсся пронзительный голос Оллы:
— Са-а-анч! Куда ты запропастился?
Человек будто очнулся. Заулыбался, зашептал:
— Спи пока. Я зайду позже, крошка.
Алекс сидел в участке, пиная балду. Как же ему опротивела эта работа. Городок коммерсов, рай напоказ и лютый ад за закрытыми дверями.
Раз в неделю стабильно он задерживал подростков с нелегальной наркотой, и всякий раз спустя почаса их папочки и мамочки вносили залог и вызволяли ненаглядных деток.
Бывало, он выписывал штрафы за брошенные посреди улиц автопланы. Или находил на поле для гольфа стреляные гильзы. Скукота. Но приносит деньги в бюджет округа.
Сам Алекс был из бедного рабочего посёлка. Его прадед в давние времена сгинул в медвежьих угодьях, но выкупил небольшой дом для семьи. Алекс смог учиться и поступил на службу в охрану порядка.
Местные жители были ему неприятны. Зажравшиеся наглые скоты. Наварились на всяких махинациях, с улыбочкой оплачивают штрафы, откупаются от более серьёзных обвинений. Алекс знал, что у многих из жителей городка рыльце в пушку, но когда поступала интересная информация, он обязан был сообщить начальству, а начальство тут же давало Алексу отпуск, и вопросы решались без него.
Хотелось реальных дел, славы и справедливости. Тем более, государственная политика теперь нацелена на сглаживание общественного расслоения. Собственно, он сам, парень из низов, служит в одном из богатейших мест страны благодаря программе хомозащитников. Кто-то считает их фанатиками, но Алекс чувствует разумное зерно в их заявлениях: что все люди равны, нельзя допускать резерваций для бедняков и попустительства преступлениям богачей, государство должно обеспечить жильём, бесплатным образованием, здравоохранением всех людей.