— Ну все, все, — говорил я, ероша жесткий загривок Дика. — Кто старое вспомнит, тому глаз вон…
Удивительное дело: казалось бы, я должен был чувствовать себя этаким снисходительно-великодушным, отпускающим грехи, ну если не господом богом, то по крайней мере его архангелом, однако ничего такого не испытывал. Я был не меньше Дика рад нашему примирению, потому что гнетущая обстановка в доме, которую я сам же и создал, отравляла и без того трудную жизнь. Что же касается Дика, то я уверен: он связал бойкот с фактом своего постыдного бегства и сделал для себя зарубку в памяти.
Глава пятая
Хуже нет зимовать в одиночку. — Идиллия северных вечеров. — Где взять подружку для Дика? — Дик-охотник. — Мы идем в Козыревский. — Нападение. — Дик сражается не на жизнь, а на смерть. — Мы лечим раны, но все равно остаемся лопоухими
Наступившая зима была третьей, которую мне предстояло прожить на Курилах, а точнее, на самом севере Курильского архипелага, протянувшегося на тысячу двести километров по меридиану и насчитывающего пятьдесят шесть мелких и крупных островов. Я не зря уточняю место своей зимовки, потому что Курилы Курилам рознь. Так, на южных островах Курильской гряды, скажем на Кунашире, растут бамбук и виноград, а у нас не росла по-настоящему даже картошка — то, что вызревало, нельзя было назвать картошкой. Сплошная мелочь, горох. Впоследствии мне приходилось жить за полярным кругом, на побережье Ледовитого океана, в местах, что и говорить, суровых, но и они не идут в сравнение с Северными Курилами. Таких пург, как там, я нигде больше не видел. Говорят, что сильнее дует только в Антарктиде.
Итак, на носу была третья зима, нелегкая, как и две первые, и особенно для меня. Ведь я жил один, и если днем хватало дел и забот, то вечера иной раз тянулись долго и тоскливо. Развлечений было раз-два и обчелся — книги, радиоприемник «Рекорд», который ловил две программы, один-два раза в неделю кино в поселковом клубе. Конечно, у меня были знакомые, и я ходил в гости, но недаром говорят, что в гостях хорошо, а дома все-таки лучше. И это действительно так, и все же, повторяю, дома нет-нет да и брала тоска. Не хватало уюта, холостяцкий быт все сильнее затягивал меня, и третья зимовка могла бы стать тоже не очень радостной, не появись в моем доме Дик.
Кто жил в небольших северных поселках, тот знает, каково возвращаться вечером домой, где тебя никто не ждет. Темные окна, занесенное снегом крыльцо. Замерзшими руками открываешь замок и входишь в холодный дом. Одежда мокрая, и надо сначала истопить печку, чтобы обсушиться и приготовить какой-нибудь ужин. А на все это уходит время, и только часа через два, когда в доме потеплеет и вскипит чайник, почувствуешь себя человеком. И так — каждый день.
И вот все кончилось, вернее, повернулось другим боком. Теперь, едва я сворачивал на тропинку, ведущую к дому, от крыльца навстречу мне бросался Дик. С размаху прыгал на грудь, норовя лизнуть мои задубевшие от мороза щеки. И собачьи глаза светились такой преданностью и радостью, что забывались все невзгоды дня, и уже не так угнетала мысль, что предстоит долго возиться с печкой, сушить мокрую одежду, готовить еду и наводить в доме порядок. Все эти действия приобрели другой оттенок и делались уже не в силу суровой необходимости, не наспех, как раньше, а добротно, с сознанием того, что все делается не только для себя. Если раньше я мог поужинать всухомятку и завалиться спать в нетопленой комнате, бросив все на произвол, то отныне у меня появились совершенно четкие обязанности, первейшей из которых была обязанность накормить Дика. А от него цепочка тянулась дальше — словно бы получив разгон, я уже не мог остановиться на полпути и принимался за домашние дела, которыми, не будь у меня для этого толчка, наверняка пренебрег бы.
Именно это сознание ответственности, что надо заботиться не только о себе, но и о ком-то другом, держало меня в узде, и только ему я был обязан тем, что поздними вечерами у меня в доме царила полная идиллия: жарко дышала протопившаяся печка, тихонько мурлыкал «Рекорд», а мы с Диком наслаждались покоем и теплом — он на своем месте, на подстилке в углу, а я с книгой на кровати. За щитовыми стенами домика завывал ветер, бил снегом в окна и рвался в дверь, но нас это не тревожило. Мы были две живые души, повстречавшиеся в бесконечном потоке времени, и кратковременность нашего пребывания в нем сближала нас и делала единомышленниками.
А дни летели, складывались в недели и месяцы. Возраст Дика, по моим прикидкам, приближался к году, и надо было ожидать, что скоро его потянет из дому на поиски любовных приключений. Стоял уже февраль, а именно в это время собаками овладевают заботы по продолжению рода, и я не имел ничего против того, если бы Дик обзавелся подружкой, но меня занимал вопрос: а где ее взять? Все собаки на острове жили своими кланами, куда доступ чужим воспрещался безоговорочно. Смельчаков со стороны ожидала не только хорошая трепка, но и даже гибель от клыков соперников, которые, забывая на время о своих собственных распрях, совместно противостояли всякому чужому вмешательству. Правда, в сопках жило немало одичавших собак, и я надеялся, что, когда дойдет до дела, Дик присмотрит себе подружку именно в этом бесправном и вольном сообществе.