Из каморки, где она проводит целые дни, шороха не раздается. Но сейчас во второй комнате происходило такое, что впору было вызывать полицию. Кто-то бросал на пол посуду, и посуда разбивалась со звоном и грохотом, кто-то гремел листами жести, кто-то выл, а еще кто-то медленно, с нажимом проводил железным предметом по стеклу. Звук при этом получался такой, что волосы на голове сами собой становились дыбом и вся кожа, будто от сильного холода, покрывалась пупырышками.
Дик растерянно посмотрел на Майка.
Бронза сначала тоже растерялся, подошел к дверям, осторожно, с опаской, просунул голову во вторую комнату и тут же, не оборачиваясь, поманил приятеля пальцем:
— Давай скорей, концерт идет, Джонс-Джонс выступает.
Мальчики боком протиснулись в дверь. Перед телевизором сидели миссис Грин, Мериэн, Бен и глухая бабушка. Мериэн показала мальчикам на свободный стул. Они уселись вдвоем.
Бронза не соврал, расхваливая телевизор. Он работал отлично. Подумать только: где-то, за много миль отсюда, Джонс-Джонс и его молодчики вытворяли бог знает что, а красивый полированный ящик улавливал это на маленький стеклянный экран и передавал все звуки, какие только молодчики Джонс-Джонса извлекали из разного хлама.
Хлама было много, а молодчиков всего десять. И им приходилось нелегко — трудились изо всех сил.
Один волочил взад-вперед кусок водопроводной трубы по волнистой цинковой стиральной доске, другой в это время колотил стамеской по лопате, третий нажимал на автомобильный гудок, четвертый вертел трещотку… И вдруг они бросали все это и пускали в ход другое — кто мятую кастрюльку, кто садовую лейку, кто пилу. Интереснее всего действовали двое — тот, который с машинкой, и другой — с бумажными пакетами. Машинка напоминала мясорубку. Только вместо мяса в нее закладывалось нарезанное на полосы оконное стекло. Машинист действовал с толком: он перемалывал стекло только тогда, когда Джонс-Джонс, одетый в кожаную безрукавку и клетчатую рубашку с закатанными рукавами, давал знак. Тот, у которого были пакеты, стоял рядом с машинистом и тоже старался не отставать, тоже следил за вожаком. Он надувал пакет и ждал: мотнет в его сторону Джонс-Джонс головой — он стукал себя по лбу пакетом, потом надувал новый и ждал…
Дисциплина в команде Джонс-Джонса была хорошая: все сообща подвывали, сообща хрюкали, сообща издавали такие звуки, будто рыгали после еды. Иногда это выходило смешно, и Дик с Майком покатывались от хохота, а иногда скучно, и хотелось уши заткнуть. Козу почему-то не показали.
Когда наступил перерыв и Бронза включил лампочку под потолком, Мериэн встала, зябко повела плечами:
— Безобразники! Хулиганы!.. Разве это музыка?..
— Но-но, — обиделся Бен за оркестрантов. — Музыка не музыка, а Джонс-Джонс деньги лопатой гребет. Значит, человек дело делает.
Девушка презрительно посмотрела на брата и ничего не ответила.
«Вечно эта Мериэн недовольна, — думал Дик. — Бен прав: перемалывать стекло на музыку и загребать деньги лопатой тоже надо уметь».
В музыке Дик разбирался слабо, а что деньги — главное, он уже понимал.
Радиофильм «Есть повесить на рее!» мальчики смотрели с бабушкой. Мериэн заявила, что с нее хватит чепухи и что телевизор стоит смотреть только тогда, когда хорошую музыку передают или интересные люди выступают. Сказав так, она ушла читать в другую комнату. Бен, обмотав шею ядовито-зеленого цвета шарфом, отправился по своим делам. А миссис Грин, горестно посмотрев ему вслед и тяжело вздохнув, занялась обедом.
Но Мериэн ошиблась: радиофильм ни Дику, ни Майку не показался чепухой. Пираты дрались как черти, прыгали с корабля на корабль, вешали, кололи, резали, стреляли. И их тоже вешали, кололи, резали… А когда не было схваток и пальбы, они пили вино и пригоршнями рассыпали бриллианты перед красавицами. В общем, было даже жалко, что главный пират Роберт Кид так скоро поженился на главной пленнице — маркизе Элен.