Кутаясь в шкуру, которая осталась в моем распоряжении, я чутко прислушиваюсь к звукам, доносящимся снаружи. Ветер воет громче, жалобнее. Или мне это только кажется? Небо сотрясают раскаты грома. От входа в пещеру тянет холодом, окатывая мое и без того дрожащее тело.
От голода меня клонит в сон, только я боюсь уснуть. Пока горит костер, здесь хотя бы относительно тепло и светло. Но огонь нужно поддерживать, и я тянусь к очередному полену, с грустью наблюдая, как уменьшается заготовленная кучка.
А что, если он и вовсе не вернется? Эта мысль пугает больше всего. Я упорно гоню ее от себя прочь, продолжая цепляться за соломинку. Но стоит представить, какая мучительная смерть меня ждет, если я и дальше останусь прикованной в этой пещере, глаза застилают слезы.
Протягиваю руки к костру, разглядывая собственные пальцы, покрытые ссадинами. А ведь не отправься я на это задание, сейчас бы уже вовсю готовилась к помолвке. Представляю, какое Рон приготовил для меня обручальное кольцо. Вот только дождется ли оно свою хозяйку?
От обиды на судьбу или собственную глупость я резко дергаю рукой. Напоминая о себе, оковы врезаются в запястье. Я уже не плачу, взвываю, почти как Бруклин когда-то. В горле встает ком отчаяния, а я с трудом могу продышаться.
– Прости меня, дружище, – устало шепчут губы. Продолжая смотреть на костер, я укладываюсь на пол. – Лучше бы и меня еще вчера убила гадкая паучиха, чем вот это вот все…
«Всего полчаса», – убеждаю я саму себя, словно могу поставить внутренний будильник. – «Он не успеет погаснуть, а я должна хоть немного отдохнуть. Ведь не успеет?»
В небе снова гремит. Едва уснув, я вздрагиваю и распахиваю глаза. Костер горит, на стенах играют тени. Я по-прежнему одна.
Нет, это не шум приближающихся шагов, как мне сперва показалось, – первые капли дождя бойко стучат по каменной крыше. Постепенно барабанная дробь усиливается, сливаясь в шумный поток, и мне хоть на время удается забыться тревожным сном.
Просыпаюсь я от того, что кто-то тянет меня за руку, снимая оковы, а затем усердно лижет щеку и тычется мокрым носом в висок, тихо поскуливая.
– Брук… – подскакиваю я, не веря своим глазам.
Не галлюцинация же это? Или я тоже умерла, и мы наконец встретились? После отчаяния, которое я пережила за этот бесконечный день, мне уже ничего не страшно, даже умереть.
Обхватив мокрого пса ладонями, я зарываюсь пальцами в его густую шерсть. Господи, какое же это счастье, я не одна! Брук не оставил меня, нашел, вернулся.
– Брук, Бруклин… Как ты здесь оказался, дружище?
Появившийся дикарь не дает насладиться моментом. Он бесцеремонно отодвигает меня в сторону от Брука, нацепив на его шею веревку, и крепит к той же цепи, на которой до этого сидела я. При этом мужчина ведет себя так, словно меня не существует вовсе, а то, как жестко он со мной обошелся – в порядке вещей.
Вспышка гнева прокатывается волной по всему телу. Я полна ненависти к этому чудовищу. Щедрую порцию адреналина уже выбросило в кровь, и он кипит во мне, подстегивая к решительным действиям.
Я больше не боюсь его, словно внутри меня что-то перегорело. В конечном счете умереть не так страшно, страшнее жить в муках, когда твоя жизнь не принадлежит самому себе.
Теперь мои руки свободны, и меня уже ничто не останавливает. Подскочив на ноги, я хватаю первое увесистое полено, что попадается под руку.
Пусть ему тоже будет больно! Пусть знает, что я не какая-то игрушка. Со мной нельзя так обращаться. И с моим псом тоже.
– Я живая! Живая! Слышишь?! – с размаху полено врезается в мужской череп, щепки летят в стороны, а реакция дикаря не заставляет себя долго ждать.
Я снова замахиваюсь, но в этот раз не успеваю нанести удар. Сильные руки перехватывают запястья, темные глаза прожигают яростью.
Мужчина поваливает меня на пол, фиксируя ладони над головой, и уже знакомо придавливает коленом, чтобы не дергалась. Его ноздри раздуваются, а из груди вырывается утробное рычание, словно он едва сдерживает себя.
Оборотень склоняется ниже. Горячее дыхание опаляет кожу, только сам он холодный и насквозь мокрый от дождя.
– Отпусти меня! Бесчувственная обезьяна! Ты хоть представляешь, что я пережила за эти часы?! – выплевываю ему в лицо, потому что ничего другого мне не остается.
Сердце грохочет. К щекам приливает кровь. Но и на его суровой физиономии впервые появляются хоть какие-то эмоции.
Злится?! Что ж, отлично. Потому что я тоже чертовски зла.
Брук рычит на него, громко лает. Он – мой защитник, так заложено программой. Даже на расстоянии распознает, если со мной что-то не так, например, поднялся пульс, или кожа начала выделять торибоны – феромоны страха и тревоги. А вот прямо сейчас я в бешенстве, сердце колотится с такой силой, будто готово выпрыгнуть из груди, а значит и этих самых феромонов в воздухе хоть отбавляй.