– Я никуда не поеду, Бен. Позвони мне… Позвони мне, когда она умрет.
Он начал что-то говорить-что-то про папу, – но Корд прервала связь. Она стояла, уставившись на телефон, затем дрожащими руками выключила его.
Она знала, где он стоял, когда говорил с ней. У выхода к пляжу за домом, где темные сосны вздымались стеной, и недалеко от конюшен-от дорогой Клоди с шелковистой серой мордой, которую она так любила поглаживать. Он стоял рядом с живой изгородью, которая сейчас, прямо сейчас, вероятно, была полна упругой ежевики ранней осени, обжигающей, как ледяная вода, и сладкой, как поцелуй. А в верхней части переулка находились телефонная будка и пляжная лавка, где продавались пластиковые мячи, сачки для ловли креветок и леденцы на палочке. Поход сюда за булочками с глазурью стал первой в ее жизни самостоятельной экспедицией. Она помнила его, как вчера: хруст песка на каменном полу, запах пирожных, выдубленная морем кожа, крем для загара… И возвращение домой по щербатой дорожке, и облегчение, когда впереди показались ворота Боски, и гордость отца за нее:
– Малышка Корд! Маленький храбрец!
Корделия не плакала, когда потеряла отца и своего лучшего друга. Она не плакала, ни расставшись с Хэмишем, ни позднее, когда поняла, чего лишилась, бросив его. Она не плакала, придя в себя после операции на горле, чтобы обнаружить, что та не удалась, и не проронила ни слезинки из-за преследовавших ее снов – тех, что с издевкой показывали ей жизнь, которая могла бы у нее быть. Но сейчас она плакала, рыдала навзрыд, закрыв лицо руками и широко открыв рот, как ребенок.
Она знала, что нужно вернуться домой, в безопасность квартиры, и снова остаться одной. Быстро, как только могла, Корд трясущимися руками cхватила сумку и бархатное платье и вырвалась в тишину улиц, бросившись прочь от церкви, ни капли не заботясь о том, что кто-то мог ее заметить.
Она обрадовалась пустоте поезда надземки, который понес ее обратно в Западный Хэмпстед. Корд видела свое отражение в темном от грязи окне напротив: бледное лицо, опухшие веки… Призрак-вот кем она была, призрак, оставшийся после другого, совсем не похожего на нее человека. Вернувшись домой, она отгородилась дверью квартиры от внешнего мира, сползла на пол и закрыла лицо руками.
Дева с пламенем в очах
Или трубочист – все прах[15]…
Корд знала, что не сумеет заснуть-не сейчас, когда она снова оглянулась назад, в мрак прошлого. И тем не менее в эту душную ночь, лежа на кровати, горячая и беспокойная, сбросив одеяло, широко раскинув руки и невидяще глядя в потолок, она вспоминала только хорошие времена. Они были Дикими Цветами, и были так блаженны, так невероятно счастливы – разве нет? А потом она – потому что это ее, и только ее вина, – все разрушила. Умышленно, шаг за шагом она уничтожила семейное счастье. Счастье своей собственной семьи.
Глава 1
Лето 1975 года
Странно, но Уайлды так и не смогли прийти к единому мнению о том, как и когда Мадлен Флэтчер появилась в их жизни. Впоследствии, уже поздней осенью, когда Боски и бухта Уорт стали лишь ярким пятном в их памяти, они с упоением вспоминали каждое мгновение лета, хотя поначалу мысли об этом приносили сильную боль. Они были очень эмоциональными детьми, в большей степени, конечно, Корделия, а брат следовал ее примеру. Они не могли говорить друг с другом о Боски без дрожащих губ и мокрых глаз: о том, как голуби лениво ворковали в деревьях, или о том, какая мягкая, почти как шелк, была обивка диванчика, на котором они сидели под окном, или о прохладном, грязно-сером, смешанном с сосновой корой песке за пляжным домиком, или о ежевике, растущей вдоль узкой тропинки, ведущей к морю. Они вспоминали запахи, царившие в доме, и звуки волн, и огромное небо над их головами. Они вспоминали глупые игры, которые выдумывали папа и Корд: «догони оладушек», «волны» и самую их любимую, «цветы и камни», состоявшую в том, чтобы ворваться в заросли полевых цветов за домом с завязанными глазами и за десять секунд собрать столько цветов и камней, сколько сможешь; очки добавлялись за цветовое разнообразие и вычитались, если среди камней оказывались ракушки. Бен всегда побеждал, несмотря на то, что его, взбудораженного победой, часто тошнило, и на то, что он иногда забредал в кусты ежевики, откуда вылезал весь исцарапанный.
В Туикенеме, когда в преддверии зимы стена осеннего дождя накрывала старый дом у реки, дети успокаивали себя, распределяя свои воспоминания о лете по дням или по событиям, постоянно все пересчитывая и сверяясь друг с другом, чтобы память не потускнела. «Мы вместе ходили за мороженым семь раз», «Миссис Гейдж варила нам к чаю яйца четыре раза», «Я выиграл в „цветы и камни“ десять раз подряд», «У нас гостило пятнадцать человек», «Папа приехал на двадцать дней».