— Не совсем, — ответила я. — Но мы над этим работаем. Просто… поговори с Марион и попроси ее дать мне еще немного времени, чтобы у процесса был еще один шанс. Я осталась в Париже, — напомнила я ей. — Даже когда там царил террор, я осталась. Потому что хотела помочь.
Впервые в ее глазах я увидела вину.
— Мне жаль. Ты смелее меня, Элиза. Видимо, ты смелее всех нас.
Я уронила руку и изумленно посмотрела на нее.
— А что насчет меня?
«Они не просто покидают Чикаго; они оставляют меня здесь. Я — сопровождающая, вампирша, которая должна сопровождать их здесь и в целости доставить обратно. Но они не предупредили меня, не дали времени собраться, не купили билет. Я точно не знаю, что это означает для моей службы, моего пребывания в Доме Дюма. Но это определенно не означает ничего хорошего».
На этот раз улыбка Сери выглядела натянутой.
— Разумеется, ты последуешь за нами, когда будешь готова. — Потом она наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Увидимся в Париже, Элиза. Береги себя.
— Серафина! — Один из помощников Марион, худощавый мужчина в темном костюме, высунулся из двери и помахал рукой. — Allons-y[60]!
С виноватой улыбкой она быстро шагнула к самолету, помахала рукой, сделав первый шаг, а потом поднялась по лестнице.
* * *
Я заставила себя вернуться внутрь, пройти по терминалу и вернуться в машину Лулу.
— Плохие новости?
— Они уезжают. Возвращаются в Париж. Вся французская делегация.
— Разве ты прилетела сюда не вместе с ней?
— С ней.
— И они возвращаются домой без тебя?
— Да.
— И… что ты об этом думаешь?
— Я не совсем уверена. Ты смелее меня, — пробормотала я, довольно неплохо имитируя акцент Сери.
— Она так сказала?
— Она так сказала.
Лулу заправила волосы за ухо.
— Будет неправильно, если я скажу, что в этом есть что-то циничное? Как будто она использует это в качестве оправдания. «О, ты просто смелее меня».
— Сери — хороший человек, — произнесла я, но была согласна с тем, что сказала Лулу. И я подумала о тонкой грани Коннора. — А как понять, что ты перешагнула тонкую грань между храбростью и безрассудством?
— Когда ты можешь превращаться в волка?
Я откинула голову на сиденье и закрыла глаза.
— Они сорвут переговоры. Если они уедут, мы не сможем снова собрать всех вместе. Мы ни за что не сможем добиться мира в Европе. — «Прямо сейчас кажется, что даже мир в Чикаго находится под угрозой».
«Поэтому это так важно для меня? Потому что мои родители укоренили здесь мир?»
— Я почти уверена, что переговоры уже сорваны.
Я открыла глаза и одарила ее пронзительным взглядом.
— Ты же знаешь, что это правда, Лиз. Убийство определенно не подогревает интерес к миру. И теперь вопрос состоит не в том, как возобновить переговоры. А выяснить, кто в первую очередь хотел их сорвать. Кто хотел разрушить то, что мы имеем? Изменить баланс сил?
Я была зла и готова спорить со всем, что она скажет. Но она была абсолютно права. Сопровождение французских делегатов больше не моя работа.
Она состоит в том, чтобы выяснить, кто отправил французских делегатов домой.
* * *
Двадцать минут спустя мы остановились перед «Портман Гранд».
Снаружи ждала группа папарацци, их взгляды были алчными. Они ждали, чтобы расспросить меня об убийстве, о провале мирных переговоров и, в зависимости от того, как долго они здесь пробыли, о том, что французские делегаты забрали свой багаж и сбежали.
Я втянула воздух и положила руку на дверь машины.
— Я смелая, — пробормотала я, но Лулу резко отъехала от обочины, прежде чем я успела выйти.
— Нет, — произнесла она, разворачиваясь. — Не могу этого сделать.
— Не можешь сделать чего? Куда ты едешь? — Я посмотрела в боковое зеркало, наблюдая за тем, как позади меня исчезает возможность принять горячий душ и осушить мини-бар.
— Я увожу тебя подальше от отеля и всех этих кровососущих репортеров — без обид. Ты останешься со мной.
— Останусь с тобой?
— В лофте. Там есть вторая спальня. Ну, вообще-то это склад. И он маленький. И Элеонора Аквитанская могла помочиться на какие-нибудь вещи. То есть, я проверяю там все и запираю дверь, но, думаю, она делает это назло. — Она отмахнулась. — Я уверена, что все в порядке. Мы просто проветрим его.
Я сравнила кошачью мочу с возвращением в Дом Кадогана и близкое соседство с мечом моей матери.
— Вообще-то, это было бы замечательно.
— Хорошо. Потому что транспортное движение — просто жуть. Предполагалось, что Авто устранят этот кошмар, — сказала она, ложась на руль.
— А что с моими вещами? Багажом?
— Ты можешь забрать их завтра, когда репортеры уползут обратно в свои ямы. А сегодня можешь взять что-нибудь у меня.
— Я тебя не заслуживаю, — сказала я, восхищаясь тем, насколько она щедра, особенно после того, как меня бросили вампиры. Возможно, во второй раз на этой неделе.
Она с полуулыбкой поправила зеркало заднего вида.
— Я бы сказала, что мы, пожалуй, заслуживаем друг друга.
* * *
На этот раз я постаралась проявить должное уважение, как только вошла в парадную дверь.
— Привет, Элеонора Аквитанская.
Она лишь моргнула и уставилась на меня. И по большей части выглядела неодобрительно.
— Думаю, я ей не нравлюсь.
— Вероятно, да, — ответила Лулу. — Но ей на самом деле никто не нравится. Я тут потому, что она это позволяет, и мы обе это принимаем. — Она протянула руку и почесала кошку между ушей. Кошка наклонилась к ее руке и издала странный лающий звук, когда Лулу снова встала.
— Она лает.
— Она разговаривает, — поправила Лулу. — С ее собственным акцентом.
Словно обидевшись на комментарий, Элеонора Аквитанская ускакала прочь, махая хвостом.
— Где ты ее взяла?
Лулу вошла в лофт, сняла куртку и бросила ее на табурет у кухонного острова.
— Клянусь Богом, однажды вечером она сидела у моей двери, просто уставившись на нее. У нее не было ни бирки, ни ошейника, ни чипа. Лишь два килограмма высокомерия и ожидания.
Я приподняла брови.
— Черная кошка просто случайно появляется у двери дочери двух знаменитых колдунов?
— Тогда она была еще котенком, — сказала Лулу. — И она просто кошка. Она не замаскированная колдунья, или фамильяр, или оборотень, или еще кто. Хотя она особенная. Не дает мне расслабиться. Однажды я купила ей дешевую игрушку с кошачьей мятой, и она это поняла. Оставила мертвую мышь на кухонном столе. Когда я проснулась и пошла делать кофе, обнаружила, что она сидит перед ней, словно бросая мне вызов, осмелюсь ли я ее убрать.
— Может, это был подарок?
— Она зашипела, когда я к ней прикоснулась. Мне пришлось дождаться, когда она выйдет из комнаты, чтобы ее выкинуть.
— Должно быть, она просто злая.
— О, она определенно злая. — Теперь она широко улыбалась. — Вот почему я уважаю ее личное пространство.