- Скорее, вниз! - Он крикнул шепотом. Я никогда не знал, можно ли это сделать, но у него получилось. Грудка воздуха ударила мне прямо лицо и я начал спускаться вниз, оставляя кочергу у стены, облегчая не легкую задачу - удерживание малого засранца, уже вцепившегося зубами в складку на моей ладони. Азариас взял патроны и быстро последовал за мной. К нашему несчастью, главная дверь раскрылась. Кто-то явно не любил дуб, потому что вошел с ноги, держа по револьверу на каждую руку. Я не заметил лица, потому как свое пришлось спрятать у стены за крайней колонной, но это было паршивое место, ведь, если бы гость захотел пойти наверх, то точно увидел бы нас.
- Папочка Мназон! - крикнул он. Это был тот самый голос, что сначала обратился к Зороастеру. Но стрельба снаружи не прекращалась, так что я не был уверен, тот ли это человек. - Вчера я был в Ветви и мы с твоей музой провели незабываемую беседу за верхним столиком. Ты же не обижаешься на своего старого друга за то, что я отвлек её от работы? Конечно же нет, я же, возможно, спас ей жизнь. Ты же знаешь местных посетителей, они любят официанточок, особенно коренных афинянских курочек. - Я не видел, но этот мужчина точно тыкал своими пушками в каждую щель, грубо отодвигая всю мебель. Говорил он достаточно громко, чтобы можно было услышать топотение сандалий сверху.
- Аидовый ты пёс! Я же говорил тебе держаться подальше. Это моя деревня, и Афина меня точно простит твою смерть! - Мы оказались в самой ужасной ситуации. В одно ухо влетали звуки тяжелой обуви гостя, идущего прямо к лестнице. Во второе - сандалии Мназона, также приближающегося к ним же. Я очень хотел закрыть глаза и надеяться, что все пройдет, но они залились потом и я лишь начал все время захлопывать веки, чтобы сдуть острую боль. Азариас молчал, его тога пропиталась потом и от этого были хорошо заметны очертания атлетического тела.
Мальчик, которому выпала честь слизывать с моей руки соленые выделения, начал дергаться, бегая глазками. Он вбросил руку к поясу, спрятанному под свой желтоватый хитон, а через секунду вынул маленький пистолет музы. Так называли «карманные» варианты серьезного оружия. Всего два снаряда и очень крохотные размеры, но даже такой мелочью можно было сделать два убийства. При сильной воле конечно. Он нацепил женское оружие спусковой скобой на палец и оно жалко повисло на нем. Азариас вмиг схватил его и, готовый, прижал к лицу.
- Дядя, оно не заряжено. - Я так испугался от нарастающего накала, что забыл свою основную роль в этой маленькой трагикомедии. Мальчик обхватил мою руку, освобождаясь от жалких попыток. Говорил он шепотом, как маленькая неядовитая змейка. Азариас вмиг нагнулся и начал глазами искать нужные патроны, открывая крохотный барабан. - Можете не пытаться, мой папа убьет вас прежде, чем вы успеете моргнуть, а если первым вас увидит Эйолос, то погибнем все трое. Он безу-у-умный. - Я все еще держал руку у его шеи и все еще, он вцепился в неё руками, прижимаясь ко мне. Его глаза безобразно бегали со стороны в сторону: от лестницы в противоположную сторону. Азариас уже бросил жалкие попытки зарядить оружие, так как понимал, что не смог бы достать патрон такими дрожащими руками, не говоря уже о том, чтобы засадить его в барабан. Да и шаги были слишком близко, чтобы надеяться на хороший исход. Последним, в этой ситуации, словом моего друга стало имя певца, которому он всю взрослую жизнь преподносил дары и пел песни. И, клянусь всем Олимпом, я увидел в маленьком окошке, что находилось у заднего входа, свет. Это было чертовски яркая вспышка, остановившая на мгновение все: выстрелы, шаги и даже мое сердце. После этого, ожило только мое сердце. И я стоял в это тиши несколько секунд, вдавливающий насильно каменную стену затылком. Мое тело изнывало, а дыхание остановилось, я надеялся тем самым снова остановить мое сердце, потому что билось оно слишком громко. Одна секунда. Две секунды. Три секунды. Я потерял все. Я ослеп. Я не знал, где находятся наши враги и не понимал что делать. Боялся повернуть голову, не хотел нарушать тишину. Четыре секунды. Пять. Шесть. Молчание было невыносимым. Мои уста безобразно задергались, а по скуле пробежалась слеза. Слеза была солёной, она напомнила мне вкус крови. Семь. Восемь. Я подумал, что уже умер. Убедил себя в том, что с глаз текут не слёзы, а кровь. Готовился упасть без сознания навеки. Девять. Десять. Я упал.
Действие 6. Героям - риск, а трусам - жизнь.
Знаете, это было не самое ужасное место для смерти. Колонны в доме и правда были выдающимися. Я не уверен, но наверняка чувствовал себя кем-то большим, чем толстым виноделом, вечно дрожащим. К сожалению, все, что я чувствовал и видел после того падения, не было похожим на царство небесное. Из накаченных мужиков, самым идеальным был я. К тому же, кроме меня, там не было никого. Тогда мне показалось, что я осознал что-то. Но нет, всего лишь показалось. Космос не хотел размазывать меня об себя. Я остался мной, я остался хаотическим существом, выжимающим соки из собственного мозга ради созерцания идеальных копий трухлявых вещей. Но я не был среди них, среди эйдосов, идеальных идей каждой вещи. Все что видел, было хорошим, но земным и не безгрешным. Пред глазами все плыло, я покрылся волнами слёз, пота и еще чего-то, но, возможно, это мир был неустойчивым, по этому, расплывался во все стороны, смешиваясь красками. Я чувствовал мрамор, это была ионийская колонна, и мне показалось, что я наконец-то доплыл к счастливому финалу. Но когда начал стучать по ней, то устало повалился в очередное забвение. Это был побеленный камень. Фальшивка.