— Эм, ох, сейчас самое время сказать тебе, что я никогда раньше этого не делала?
Он напрягся, чтобы не усилить хватку на ее запястьях, и отбросил мысли о том, каково было бы чувствовать ее лоно, сжимающееся вокруг его члена. Жарко, влажно и туго, так чертовски туго.
— Не смешно, земляночка.
— Я не шучу, — почему-то ее раскрасневшиеся щеки стали еще краснее. — Я имею в виду, у меня были вибраторы и все такое, но я никогда… ни с кем ничего не делала.
БЛЯДЬ!
Ярость затопила его тело, перегревая кровь и раздувая мышцы, затуманивая разум. Он замер, дыхание застряло в легких. Биение его сердца громом отдавалось в ушах.
Контроль. Все сводится к контролю.
Юри никогда ни с кем не спаривалась, никто даже не прикасался к ней вот так. Как это было возможно? Как могла такая красивая, сексуальная, добрая, забавная и крутая женщина, как она, никогда не спать с мужчиной?
Тарген мог стать ее первым. Он мог бы заявить на нее такие права, каких никто другой никогда не предъявлял, мог бы быть ее единственным, мог бы быть ее мужчиной более полно, чем он когда-либо представлял возможным.
Все, что ему нужно было сделать, это поддаться первобытным побуждениям, которые бушевали в его затуманенном похотью разуме. Все, что ему нужно было сделать, это протиснуться между ее бедер и войти в ее жар. Она была прямо здесь, желая этого — более чем желая.
Ощущение ее лона, обхватившего его палец, было волнующим, дразнящим обещанием того, что могло бы быть, но оно было и напоминанием. Предупреждением.
Если он уступит, его Ярость овладеет ею. И ее тугое лоно, ее мягкое маленькое тело заплатят за его удовольствие. Он причинит боль своей Юри. Он никогда не простит себя за это.
Юри пошевелилась, подтягивая задницу к его руке, вводя его палец немного глубже.
— Я хочу тебя, Тарген. Я выбрала тебя.
И я тоже выбрал тебя, но ты не можешь быть моей. Как же так вышло, что у нас все получилось так правильно и так неправильно одновременно?
За то короткое время, что он знал ее, — которое по некоторым меркам уже было целой жизнью, — она стала значить для него все. Он не мог рисковать ее безопасностью, не мог причинить ей боль ни ради собственного удовольствия, ни по какой-либо другой причине.
Тарген зажмурился и, наконец, выпустил воздух из легких, пропустив его сквозь зубы. Юри была всем, что имело значение — ее безопасность, да, но и ее счастье тоже. Даже если он не мог дать ей всего, чего она хотела, он мог приблизиться к этому.
Ярость выла в его сознании, протестуя против его решения, но он не смягчился. Сегодня ей дали выход — он скормил ей четырех скексов. Это было только между Таргеном и Юри. Это было для Юри.
Он открыл глаза и встретился с ней взглядом. Она смотрела на него с нескрываемой тоской, но также с обожанием, привязанностью, доверием. Именно последнее укрепило его решимость: он не мог нарушить это доверие.
Выпрямив торс, он отпустил ее запястья и просунул руку ей под спину. Она нахмурилась, когда он убрал палец с ее лона, чтобы взяться за подол рубашки. Тем не менее, она не сопротивлялась, когда он помог ей сесть, не задавала вопросов, когда он стянул рубашку с нее через голову, полностью обнажая ее перед своими голодными глазами.
Он бросил рубашку на землю к другой одежде и снова уложил Юри на спину, прежде чем стянуть с ее ног брюки, теперь скомканные у лодыжек. Одежда была забыта, как только он ее отбросил.
Тарген смотрел на ее бледную кожу, восхищаясь изгибами, которые подчеркивались сгущающимися сумеречными тенями и слабым, мягким сиянием огня. Ее темные волосы были разметаны вокруг. Груди были полными, с бронзовыми сосками, и у Таргена потекли слюнки от желания попробовать их на вкус.
— Ты моя, — прорычал он за мгновение до того, как опустил голову и втянул в рот ее затвердевший сосок. Он обвел языком этот бутон и пососал сильнее, вбирая в рот еще больше ее груди, когда снова обхватил ее лоно, снова погрузив палец в гостеприимный жар.
Юри ахнула, и ее руки взлетели к его голове. Она запустила пальцы в его волосы, царапая ногтями кожу головы, и выгнула спину. Ее веки дрогнули и закрылись.
Он засунул палец глубже, слегка оттягивая его назад только для того, чтобы ввести снова и снова, пока не вошел так глубоко, как только мог.
Тарген отпустил ее сосок и перешел к другому, уделяя ему то же внимание, что и первому. Мягкие, страстные звуки исходили от Юри — тихое мяуканье, хныканье и стоны. Каждое из них побуждала его дать ей больше. Он двигал пальцем в ней быстрее, проникновение облегчалось сладко пахнущим нектаром, выделяемым ее телом.