— Ничто не сравнится с сексуальностью моей женщины.
На этот раз Юри действительно замурлыкала, когда прижалась грудью к его мозолистым ладоням и положила свои руки поверх его. Ее лоно сжалось вокруг его члена.
— Скажи это снова.
Тарген хмыкнул, просунул руки ей под спину и приподнял ее, когда сел на пятки, в результате чего она оказалась у него на коленях, а все еще твердый член вошел немного глубже. Мог ли он серьезно проникнуть еще глубже? Она обвила руками его шею, и ее волосы рассыпались по плечам.
— Ты чертовски сексуальна, зоани.
— Не это, — сказала она. — Другая часть.
Он провел рукой вверх по ее позвоночнику, запустив пальцы в волосы, чтобы погладить ее затылок.
— Ты, блядь, моя, женщина.
Юри улыбнулась и наклонилась ближе, пока их губы не оказались на расстоянии волоска друг от друга.
— Верно. Твоя. И ты мой, — она медленно приподняла бедра, наслаждаясь ощущением каждого маленького пирсинга на его члене, и опустилась обратно. Дрожь пробежала по ее телу, но она не отвела от него взгляда. — Тебе лучше передать сообщение своей Ярости. Юри теперь главная.
Глубокий смешок вырвался из его груди, и он прижался своим лбом к ее.
— Я упоминал, что ты действительно, действительно чертовски сексуальна?
— Возможно, — она запустила пальцы в его волосы. Несколько косичек расплелись, позволив черным локонам свободно струиться. Сердце Юри затрепетало от ее следующих слов. — Я упоминала, что люблю тебя?
Тарген откинул голову назад и посмотрел ей в глаза с нехарактерно серьезным выражением лица.
— Нет. Но ты это показала, — он описывал большим пальцем маленькие, медленные круги, потирая ее затылок. — Я тоже люблю тебя, зоани. Люблю тебя так, как это всегда должно было быть, и меня даже не волнует, если это звучит как в тех сентиментальных волтурианских драмах.
Юри была уверена, что на ее лице сейчас самая широкая и глупая улыбка, которая когда-либо существовала.
— Правда?
— Проклятье, да.
Она закрыла глаза и прижалась губами к его, крепче обнимая. Он запустил пальцы в ее волосы и поцеловал в ответ.
Это был не самый жаркий поцелуй, который они разделили, не самый отчаянный, не самый захватывающий дух, но пока что он был ее любимым — потому что он так точно повторял слова, которыми они только что обменялись.
Когда она прижалась к нему бедрами, Тарген зашипел сквозь зубы и внезапно отстранился, опустив руку на талию Юри, чтобы успокоить ее.
— Мы не можем. Не сейчас, — сказал он.
Юри отстранилась и нахмурилась.
— Тарген, ты не причинишь вреда…
— Нам нужно двигаться. Здесь больше небезопасно.
Она покраснела и опустила глаза. Не то чтобы она пыталась вести себя тихо или что-то в этом роде. Но… черт возьми, ей действительно нравилось то, где она сейчас находилась.
Тарген отпустил ее волосы, взял пальцем за подбородок и запрокинул ее голову наверх, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Не волнуйся, зоани. С этого момента ты будешь получать столько, сколько сможешь вынести.
Кожа Юри разгорячилась еще сильнее, и она рассмеялась.
— Я все еще могу выдержать немного больше.
Он подхватил обеими руками ее бедра и встал, слегка застонав, когда его член задвигался внутри нее. У нее перехватило дыхание, и она сжала его сильнее.
— Если вода для тебя не слишком холодная, можешь взять еще немного, — сказал он, направляясь к реке. Каждый его шаг, хотя и не особенно тяжелый, заставлял ее подпрыгивать на члене, создавая немного этого сладкого, сводящего с ума трения.
Юри обвила ногами его талию и улыбнулась, когда наклонилась вперед и коснулась губами его губ.
— У меня есть кое-что, чтобы согреться.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ
Тарген очнулся от глубокого сна без сновидений — такого у него не было уже долгое время. Медленное пробуждение, во время которого его чувства приходили в сознание одно за другим, подобно тому, как системы корабля загружаются для предстартовой проверки, было столь же необычным. Чаще всего он просыпался резко, мгновенно приходя в себя, даже если не всегда точно понимал, где находится и что происходит. Особенно часто это состояние боевой готовности настигало его после тех самых тревожных снов — куда более ярких и осязаемых, чем сама реальность.
Мир за его веками был совершенно темным, и окутывающую тишину нарушал только успокаивающий звук медленного, ровного дыхания Юри.