Ее миром была вода — ее сила, ее жало, ее ледяной холод, ее всепоглощающий рев. Больше не было ничего.
Не было, пока она не услышала его.
Рев Таргена был прямым вызовом воде, таким же первобытным и стихийным, но бесконечно более яростным. Она чувствовала это даже сквозь боль и холод, чувствовала, как он отзывается в ее костях, в ее сердце. Этот звук должен был вызывать ужас — это был зов зверя, силы природы, которая знала только, как разрушать.
И тут струя воды оборвалась. Тело Таргена упало на нее, полностью накрывая и обдавая жаром, который обжигал на контрасте с ледяной кожей. Юри закашлялась, пытаясь прочистить дыхательные пути. Снаружи она замерзла и онемела, но ее легкие и горло горели и саднили.
Тарген был тяжелым, почти чересчур тяжелым, но его сокрушительный вес был долгожданной переменой. Его мускулы напряглись вокруг нее, и прерывистое дыхание было слышно даже над водой, каждый из выдохов сопровождался рычанием. Каждый звук, который он издавал, был полон боли и ярости.
Поток воды внезапно прекратился, и в наступившей относительной тишине прогремел смех Мортанниса.
— Немного воды привело в уныние. Теперь ты не такой крутой, не так ли, воргал?
Тяжелые шаги удалились, и вода зашумела снова, так же громко, как и раньше. Илджиби закричал, но его голос заглушила вода, заполнившая рот, превратив слова в бульканье.
Все еще кашляя, Юри крепче зажмурилась, жалея, что не может так же легко отключиться от звуков. Мортаннис переходил от камеры к камере, хихикая над криками, хныканьем и фырканьем пленников, поливая их из шланга. Дрожь сотрясала ее тело, а зубы стучали. Онемение проходило, позволяя холоду усилиться, а ощущению жжения распространиться по коже с головы до ног, причем и то, и другое было намного сильнее в тех местах, куда непосредственно попала вода.
Тарген сменил позу, убрав с нее большую часть своего веса.
Юри повернула лицо, ее лоб коснулся подбородка Таргена. Она открыла глаза и посмотрела на него. Мышцы его челюсти были напряжены, рот оскален, а золотистые глаза горели едва сдерживаемой яростью. Его ноздри раздулись от резкого выдоха.
Дрожащей рукой она протянула руку и обхватила челюсть Таргена.
— У-успокойся. С-С-сохраняй спокойствие.
Он подставил лицо под ее прикосновения, и его грудь вздымалась от глубокого, прерывистого дыхания. Теперь его кожа была еще горячее, и она могла чувствовать быстрый, ровный пульс через свою ладонь. Некоторое время он оставался в таком положении — на коленях, наклонившись к ней, но не на ней, с ее рукой на своем лице. Дышал и кипел в тишине.
— Еще не время, — наконец произнес он сквозь стиснутые зубы, едва шевеля губами.
Юри протянула свободную руку, чтобы убрать мокрые косы Таргена с его лица. Она на мгновение заглянула ему в глаза, прежде чем обвила руками и притянула ближе, уткнувшись лицом в шею и закрыв глаза, отчаянно пытаясь отгородиться от всего, что находится за пределами их клетки — воды, смеха онигокса, тихих криков кайтал в соседней камере.
Он переместился, перенеся на нее еще немного своего веса, вытянул ноги и прижал их к ее ногам, еще больше окутывая Юри своим теплом и твердостью. Она глубоко вдохнула его запах, поглаживая рукой вверх и вниз по влажной спине. Постепенно ее дрожь утихла.
Тарген расслабился только спустя много времени после того, как Мортаннис покинул комнату, хотя она могла считать его расслабленным только по сравнению с пиком прежнего возбуждения. Он все еще был тетивой лука, готовой лопнуть, и Юри могла чувствовать переполняющую его ярость, могла чувствовать его потребность в освобождении.
В наручниках или нет, она знала, что Тарген разорвал бы онигокса в клочья, если бы дверь клетки была открыта.
— Я с тобой, Юри, — пророкотал он.
Его слова застали ее врасплох, казалось, он читал ее мысли и пытался успокоить.
Грудь Юри сдавило от почти непреодолимых эмоций, и она коснулась губами его шеи.
— Останься со мной.
Он застонал.
— Потребуется, черт возьми, гораздо больше, чем четыре руки и шланг, чтобы оторвать меня, зоани.
ВОСЕМЬ
Прошло пять дней или шесть? Были ли они вообще днями? Не было никакого способа сказать, сколько времени прошло в течение циклов тьмы и света, которыйе контрабандисты поддерживали на протяжении всего плена Таргена и Юри — по крайней мере, никакого способа сказать с какой-либо уверенностью. Каждое потерянное мгновение, каждая неучтенная секунда приближали Таргена к пределу.