Корабль вращался, кренясь, кувыркаясь, дергая и подбрасывая Таргена, обращаясь с ним как с крошечным камешком в массивном промышленном барабане.
К какофонии присоединился новый рев, огненный грохот откуда-то из-за стен. Юри — маленькая Юри, драгоценная Юри — отчаянно цеплялась за Таргена, впиваясь тупыми ногтями в его кожу.
Кульминацией всего стал крах, расколовший вселенную на части. Тарген смутно слышал крики либо очень далеко, либо очень близко, и еще острее ощущал огромное напряжение в левой руке, державшей прутья. Оба эти события не могли длиться больше доли секунды, прежде чем пальцы разжались, отпустившись, и его швырнуло через клетку со скоростью плазменного разряда, выпущенного из бластера. Он не почувствовал никакого удара — его поглотило забвение.
Восприятие Таргена возвращалось постепенно. Сначала была чернота, такая же полная, как пустота. Затем тишина, оглушительная сама по себе, которую медленно прогонял усиливающийся звон в ушах. Затем пришла боль — или, по крайней мере, ее отголоски, все еще удерживаемые на расстоянии затаенной Яростью. Воздух был другим. К обычному зловонию телесных отходов теперь примешивались едкие запахи сгоревшей проводки, вонючего дыма и перегретого металла.
До него донеслись тихие, полные боли крики, как будто их нес ветер над открытым лугом. Он узнал эти слабые, сбивчивые звуки, пронизанные страданием. Это были крики избитых, дезориентированных выживших после бомбежки или прямого попадания артиллерийского огня.
Он хмыкнул. Хотя нижняя половина тела находилась в сидячем положении, туловище было вывернуто набок и опрокинуто спиной на стальные прутья. Положение не было неестественным, но было чертовски неудобным. И вдобавок ко всему, казалось, что пол находится под наклоном.
Рядом с ним лежало маленькое тело, частично перекинутое через его колени, теплое, но неподвижное.
Юри!
Глаза Таргена распахнулись, и он резко втянул воздух. Насыщенный пылью, тот немедленно вызвал у него кашель. Он заставил себя осмотреться, несмотря на жжение в легких. Красного света было ровно столько, чтобы он мог разглядеть прутья противоположной стены клетки, но все за ней было размытым из-за густой пыли в воздухе.
— Юри, — прохрипел он.
Он посмотрел вниз. Юри лежала на спине, ее позвоночник изогнулся над его рукой, а ноги покоились на его бедрах. Грязь и темная жидкость были размазаны по ее лицу. У Таргена перехватило дыхание, и он замер за мгновение до того, как выпрямиться.
Было что-то, что он знал о землянах, что-то, о чем упоминали Урганд и другие — что-то важное. Земляне… они могли быть поразительно выносливыми, но они также могли быть столь же хрупкими, особенно когда уже были больны или ранены.
Тяжело сглотнув, Тарген осторожно переместил руку так, чтобы она оказалась у нее под плечами. Теперь, когда он очнулся и был настороже, Ярость бушевала на краях его сознания, ее настойчивый стук напоминал бой неистовых боевых барабанов. Он сдерживал ее и заставлял себя двигаться медленно, несмотря на дрожь, угрожавшую пробежать по конечностям.
Постепенно он выпрямил туловище, чтобы сесть, на ходу поднимая Юри.
Тело ее напряглось, она застонала и поморщилась, прежде чем зашлась в приступе кашля. Тарген замер, не желая даже дышать, пока не убедится, что с ней все в порядке.
— Юри?
Ее веки дрогнули и открылись. Она несколько раз моргнула, но глаза оставались расфокусированными, зрачки широко расширились.
У Таргена сдавило грудь, и сердце бешено заколотилось.
Юри зажмурилась, снова закашлялась и издала еще один стон, как только кашель утих. Она дрожала, пока подтягивала свое туловище вверх остаток пути. Тарген поддерживал ее вес на своей руке, насколько она позволяла. Она прижала руку ко лбу и тяжело выдохнула через ноздри.
— Что случилось? — спросила она. Ее дрожь усилилась, сотрясая все тело.
Он обнял ее так нежно, как только мог, борясь с желанием прижать к своей груди и осыпать поцелуями облегчения. Было слишком рано праздновать выживание. При всем оптимизме, который он обычно выражал — и при том, как мало он обычно заботился о своей собственной безопасности, — присутствие здесь Юри делало невозможным для Таргена игнорировать правду о ситуации.