Первым, кто пытался объяснить это широким массам волшебников, был Гриндевальд. Его не послушали, а потом… Потом, отчасти — из-за выбранных им способов доказать свою правоту, отчасти — из-за тогдашней политической конъюнктуры, совершенно правильные идеи надолго стали преданы анафеме. Даже сейчас, спустя полстолетия, подаваемые в совсем другой форме, их продолжают слушать, но — не слышать. Эх, Геллерт, Геллерт… Почему ты не согласился со мной?"
Растворившись в светлой грусти воспоминаний о временах молодости, Дамблдор шел на выход. По пути, особо не задумываясь, отвечал на приветственные и "приветственные" реплики волшебников других стран. Но вскоре бывший президент МКМ вынужден был "вернуться на грешную землю". Причиной тому послужил произнесенный презрительным тоном вопрос:
— Уже уходите, герр Дамблдор?
— Герр Штауфенберг, — развернувшись легонько кивнул головой Дамблдор. — Увы, да. Дела…
— А как же инспекция?
— Какая инспекция?
— Ну вы же как-то раз обмолвились, что хотели посетить Нурменгард? — как о чем-то само собой разумеющемся пожал плечами глава делегации Западной Магической Германии Максимилиан Бертхольд фон Штауфенберг. — Уже передумали?
На первый взгляд фраза была совершенно невинна. Но если знать предысторию, то ничем иным как злой и грубой издевкой назвать ее было нельзя.
Дело в том, что далеко не все без исключения волшебники оказались в восторге от той формы, какую приняла победа сил коалиции над Темным Лордом Гриндевальдом. Дуэль Дамблдора и Гриндевальда, где Темному Лорду в случае поражения магической клятвой был обещан честный и беспристрастный суд. Этот самый суд, где Дамблдор нажал на все доступные ему рычаги, чтобы сохранить жизнь маньяку-убийце, пролившему океаны чистой волшебной крови. Потом приговор — не казнь, не замуровывание заживо, не вечная пытка, а всего лишь пожизненное заключение. В общем, недовольными, неожиданно дружно, оказались как союзники, так и противники побежденного. Первые ставили в вину Дамблдору, что тот вместо дуэли мог бы и спасти своего старого друга. Вторые — что эту тварь, например, не скормили демонам.
Одним из тех, кто ратовал именно за такой приговор, был нынешний собеседник Дамблдора. Правда, нельзя сказать, что фон Штауфенберг, потерявший в войне манор, жену, четверых из четырех сыновей, обеих дочерей, всех внуков и внучек, общим числом одиннадцать и троих правнуков, не имел серьезной причины для выражения недовольства в резкой форме. И он был далеко не один такой, так что даже будучи президентом МКМ добиться свидания со старым другом Альбус так и не смог, хотя непрерывно пытался. А теперь такая внезапная, а поэтому весьма подозрительная щедрость.
— Нет, не передумал. Но вы…
— Кенинг Магической Германии готов удовлетворить ваше прошение немедленно.
— В чем подвох? — пристально глядя в глаза своему давнему недоброжелателю спросил Дамблдор. — Что вы хотите от меня?
— О. Сущую мелочь. Это обязательно должна быть длительная инспекция. Как минимум, на десять-пятнадцать… лет. Не волнуйтесь! Мы подберем вам отличную камеру. Можно, даже, соседнюю. Будете со своим другом перекрикиваться и перестукиваться. По праздникам, когда на время снимаются чары мертвой тишины…
Дамблдор умел хорошо держать удар, поэтому ничем не выдал охватившего его раздражения.
— Ваши шутки, мой старый друг, все так же тяжеловесны.
— А я и не шутил!
— В таком случае, не хотите ли вы обсудить этот вопрос на дуэльной дорожке?
Тогда, после войны, очень многие жаждали крови Дамблдора совсем не фигурально. Посылали картели. Некоторые Дамблдор принимал. Особенностью этих дуэлей было то, что при стопроцентном рейтинге побед на совести у великого волшебника не образовалось ни единого трупа. В отличие от своего бывшего ученика, Дамблдор продолжал беречь свою душу, и вообще считал, что трупы не только не решают проблем, а лишь создают их.