— Только не отходите далеко, дождитесь полицейских. Они, похоже, заблудились в этом сраном лесу. — Заметив, что Стас напрягся, Самчик добавил: — Вам зададут пару вопросов и отпустят. Даже гранит наук сегодня погрызть успеете.
Кивнув, Стас направился к Дане.
— Эй, Гордиенко! — крикнул Самчик ему вслед. — Ты, наверное, толстовку свою остроумную хочешь наизнанку вывернуть. Патрульным не понравится, гарантирую.
Стас подумал и послушался. Стоило быть паинькой.
— А где Света? — спросил он, подойдя к Дане. Тот не поднял на него покрасневших глаз.
— На пары ее отправил, — севшим голосом сказал он. — Как чувствовал, блин…
Стас сел прямо на землю у его ног, подтянул к себе колени.
— Твой друг? — спросил он так тихо, что сам еле себя услышал.
Даня шмыгнул носом.
— Да такое.
Он попытался отмахнуться, но сделал это с таким невыразимым горем, что Стас малодушно подумал: день, когда он станет для Дани «да такое», будет самым счастливым в его жизни. Забывшись, он потянулся и сжал Данину руку в беззвучном «я рядом». В обманчивом «все образуется».
И замер от ужаса, понимая, что сейчас эту руку отбросят, его оттолкнут, обзовут. Покрутят пальцем у виска.
Перед глазами всплыло самодовольное, лоснящееся от новой жизни лицо отца.
«…Ты же хоть не из этих? Не из гамадрилов?»
Но прежде чем страхи Стаса сбылись, Даня сжал его руку в ответ. Не обменявшись больше ни словом, они принялись вместе ждать полицейских.
Все это время розовая заячья голова, которую Стас вырвал из оцепеневших пальцев мертвеца, лежала у него в рюкзаке.
18
Итальянская плитка и оскверненный храм
Однажды маленький Гриша услышал городскую байку о наркоманах, которые оставляют на сиденьях в кинотеатрах зараженные шприцы. Это произвело на него неизгладимое впечатление, и с тех пор он старательно проверял сиденья не только в кинотеатрах (раздражая всех светом фонарика на телефоне), но и в маршрутках, и в метро. Даже на Малькин диван Гриша, выросший и сам ставший наркоманом, порой поглядывал с подозрением. Его охота на шприцы-ловушки всегда оставалась бесплодной, но, даже получив свое прозвище, Шприц ее не бросал.
Даня его особо не любил. Шприц врывался в квартиру на Птичке с двухлитровой колой и свежими новостями из мира студентиков, которым сбывал всякую дрянь. Он не упускал возможности пофлиртовать с Малей, а для ревнующего Дани — Дэна — всегда носил с собой киндер. Чтобы поиздеваться, конечно же.
Даня впервые попробовал метамфетамин именно из-за подначиваний Шприца. Он терпеть не мог его смех — серьезно, сложно было придумать звук невыносимее.
Он был рад, что Шприц ушел с ролей первого плана в его жизни. Но к тому, что он может уйти из жизни, Даня оказался совершенно не готов.
Они со Стасом выборочно-правдиво ответили на вопросы полицейских. К счастью, несмотря на их несовершеннолетие, никто не захотел тратить время на звонки родителям. Потом они смотрели, как Шприца — еще более тощего, чем обычно, и белоглазого — вытащили из-под листьев, запаковали в черный пакет и увезли в морг. Самчик, заметно менее предвзятый, чем при прошлой встрече, вручил им свои визитки и сказал звонить, если что-то вспомнят или увидят что-то подозрительное.
Всю дорогу до факультета Стас боязливо поглядывал на Даню. Как будто ожидал, что тот вот-вот споткнется и разрыдается. Это раздражало, но в то же время помогало держать себя в руках.
После дня, прошедшего как в тумане, Даня пожалел о том, что сразу не осмелился осмотреть тело. Как теперь он узнает причину смерти, не вызвав подозрений?
Неужели Шприц и был Капюшонником, все это время разбрасывавшим зловещие игрушки для Стаса? Откуда он знал его? Чего пытался добиться? За что мстил? И не случайный ли передоз настиг его перед тем, как он успел пристроить очередную искалеченную игрушку?
Да нет. Не может этого быть. Ведь в этом случае все, что Даня знал о Шприце, теряло смысл. Но Стас считал эту версию правдоподобной.
— Новых игрушек не было уже давно, — сказал он на следующий день.
Они сидели на ступеньках под запертой на амбарный замок дверью на крышу. Договорились прогулять пару. Нужно было обсудить произошедшее и решить, что делать дальше.
— Все совпадает, если предположить, что Шприц умер от передозировки несколько недель назад…
— Погоди-ка, — перебил Даня. — Ты ж говорил, что с трудом вырвал у него игрушку, так?
— Да.
— Трупное оцепенение спадает через семьдесят два часа максимум. Так что он лежал там два-три дня. Не несколько недель.