Спасибо энциклопедии по анатомии, ставшей топливом для его кошмаров в восемь лет. Один аргумент за ниточку притянул к себе второй.
— Ну и вообще, кто его, по-твоему, листьями забросал? Белки?
— Значит, Капюшонник убил Шприца, как и Бычка, — заключил Стас после недолгой паузы. — Просто, видимо, забыл забрать игрушку.
— Не обязательно забыл. Он мог видеть меня со Шприцом, когда тот нашел одну из игрушек еще в сентябре. Поэтому он оставил игрушку… с ним. Умышленно. В качестве послания для нас обоих… — Поймав удивленный взгляд Стаса, Даня пояснил: — Я не говорил, но мне тоже подбросили предупреждение. В шкафчик раздевалки в спорткомплексе. «Не вмешивайся». Это было после того, как мы чуть не поймали Капюшонника в библиотеке.
— Почему ты не сказал сразу?
— Не хотел…
…тебя нервировать?
Чушь. Не хотел отвлекаться от Светы на самом деле. А потом смалодушничал, расслабился, решил, что все как-то само собой образуется. Дурак.
— В этой заячьей голове была какая-то записка? — спросил Даня, не найдя более непринужденного способа сменить тему.
— Нет, — качнул головой Стас.
Даня выматерился и, поднявшись, привалился плечом к стене. Смерть Шприца все еще казалась чем-то ненастоящим — как будто в любой момент ее можно было отменить. Понимание, что нельзя, укоренялось в нем медленно и болезненно.
— Почему ты не хочешь, чтобы мы рассказали все полиции?
— Из-за родителей.
Они могут сделать что угодно, пока ему не исполнилось восемнадцать. Выгнать из дома. Отправить в военное училище. Или в рехаб, заплатив кому надо.
Узнав о его связи уже с двумя убийствами, они пойдут на что угодно, лишь бы изолировать от его «дурного влияния» Юлю. Никакая экспертность в физике за восьмой и девятый классы тут не выручит.
И тогда он гарантированно ничем ей не поможет.
— Но ты ведь ничего плохого не сделал, — заметил Стас.
— Не думаю, что это будет им важно. Слушай, проехали, ок?
— Ок.
Со Стасом было просто. Он ни на чем не настаивал, со всем соглашался. Даня не мог представить, чтобы Стас был трудным ребенком, чтобы от него были какие-то проблемы — даже на пустой лестнице он сидел, интуитивно занимая минимум пространства. В нем не было расчетливости и подлости, и в значимой мере присутствовала смелость — врать в глаза следователю ради однокурсника способен не каждый.
Возможно, Даня просто не знал о Стасе чего-то ужасного и важного, того, что кардинально поменяло бы его представление о нем. Но без этой недостающей (и вовсе не обязательно существующей в реальности) детали он совершенно не понимал, зачем кому-то желать Стасу смерти.
И тем более заходить в этом так далеко.
Находясь на факультете, Даня не мог отделаться от чувства, что за ним постоянно наблюдают. Кто-то знает об их со Стасом перемещениях. Кто-то знает об их делах. О людях в их жизни. Сначала Бычок, с чьим пропуском Капюшонник беспрепятственно проходит через универские турникеты. Теперь Шприц. Кто дальше? Сам Даня? Света?
Мысль о том, что теоретически пострадать может и она, его отрезвила. Поздно «не вмешиваться». Поздно делать вид, что все это его не касается, — смерть Шприца была точкой невозврата.
Даня снова опустился на ступеньку рядом со Стасом и попросил:
— Расскажи мне еще раз все с самого начала.
— В общаге говорят, что этот парень делал закладки, — сказала Света в пятницу, когда весть о трупе в университетском парке стала общественным достоянием. — Теперь у некоторых экономистов спрос серьезно так превышает предложение.
Она усмехнулась удачной шутке, и Даня тоже попытался, внушив себе, что она говорит не о Шприце, а о каком-то абстрактном, неизвестном трупе. Увы, внушения хватило только на жалкое подобие эмоции.
— Все в порядке? — Света обеспокоенно заглянула ему в глаза. Она не знала, кто именно обнаружил тело, и, конечно же, даже предположить не могла, что у Дани с мертвым закладчиком была своя история. — Ты в последние дни какой-то…
— Странный?
— Печальный. Задумчивый. А иногда выглядишь так, будто вот-вот набросишься на кого-то и изорвешь в клочья. — Она прищурилась, постучала кончиком пальца по подбородку. — Даниил Бах, вы от меня что-то скрываете?
Света была в восторге от его фамилии. Это делало слегка сноснее приложенный к ней груз в виде психопатки-матери и безразличного отца. Слегка. А вот вопрос Светин Даню напряг: одно дело — не говорить ей чего-то. Совсем другое — врать.
Но так было нужно.
— Нет. Просто настроение такое… Дурацкое. Магнитные бури, наверное.
— А, — понимающе улыбнулась Света. — Я думала, может, как-то связано с тем, о чем вы говорили со Стасом, когда он… ну, сбежал?