— За последний час мне позвонило столько народу, что я даже отключил линию. Итак, вы готовы к рассказу?
Роуз поднял стакан и сделал маленький глоток. Как и все крепкие напитки, которые он когда-либо пробовал, этот обжег внутренности, но вместо того, чтобы осесть свинцовым грузом на дне желудка, он таинственным образом испарился, оставив после себя приятное тепло. Роуз удивленно посмотрел на стакан.
— Неплохая штуковина, правда? У меня есть свояк в квартале Монтенегро, который достает такие бутылочки. Они хранятся для особых случаев, и сегодня я распечатал одну из них, когда ворота арены затворились за вами.
Роуз пригубил еще и вновь почувствовал мягкое согревающее действие напитка. Ему даже показалось, что боль в боку утихла.
— Итак, мистер Роуз?
— Я покидаю Солярис завтра вечером на борту «Тихого ветерка» и, даст Бог, никогда не вернусь снова.
Карстайрз рассмеялся и сделал большой глоток.
— Я не осуждаю вас, Роуз. Это место не для слабых духом.
— Слабых духом? Да ваш народ — просто зверье. Убийства, насилие, разрушение. Больше они ни на что не способны.
— Вы правы, Роуз, однако это обстоятельство послужило и вам. Солярис — отличная в своем роде планета, и я не хотел бы жить в другом месте.
Роуз пожал плечами и снова отпил из стакана. Он никогда не сможет понять порядков, царящих на этой планете, но Карстайрз был прав: его целям она послужила.
— Ну, Роуз, вы собирались мне рассказать...
— Да, как договорились.
И тут Роуз задумался об условиях сделки с Карстайрзом. В пылу желания достать боевого робота он согласился рассказать Карстайрзу о сражении на Токкайдо, приняв эту просьбу за дурацкую прихоть. В тот момент легко было сказать добавил к ракетам огонь лазеров, направив их главным образом на «Головореза». Это напоминало уже не бой, а испытание на выживаемость. Оба робота кланов стояли вплотную друг к другу и отвечали на наши залпы, а мы тщетно пытались прикончить их.
Жара внутри кабины быстро росла, Дженкинс мог использовать уже только РБД. И тут Тьегард убила одного из водителей «Стервятника» выстрелом в голову из винтовки Гаусса. Баттейл раздолбал «Риокен», вызвав взрыв боеприпасов, но я не видел, чтобы этот робот упал.
Я предложил двум оставшимся воинам сдаться, но они не ответили. Может быть, они вообще не слышали меня. Тьегард убила второго «Стервятника» выстрелом в спину. Нам казалось, что мы их разбили, но они заставляли нас доказывать это снова и снова и лишь потом умирали.
Мы еще не успели зализать наши раны, когда получили сообщение о приближении второй группы. Мы отползли на прежние позиции и старались поддерживать Хоппера во время следующего боя и во время того, что был за ним, и еще одного. Эти парни из кланов шли бесконечными волнами, разбивавшимися о берег. К концу первого дня сражения мы убили пятнадцать боевых роботов, принадлежавших кланам, но никто из них не достался нам с таким трудом, как два первых «Стервятника».
Наступила ночь, и нам подвезли снаряды — ведь мы оставались на поле боя. Мы с Баттейлом отремонтировали то, что могли, но кроме простого латания брони мы смогли сделать не многое. «Краб» Хоппера был похож на однорукую мишень. «Экстерминатор» Моресси сильно хромал, так как у него был перерезан привод стопы. Мне с трудом верилось, что мой робот совершенно не пострадал за все время боев. Тьегард сказала, что это знак — мол, теперь я выживу в этой заварушке, но я только рассмеялся. На следующее утро она передала мне письмо, приказав вскрыть его в случае своей гибели.
Что бы делали вы в такой ситуации? Эта женщина уверовала в то, что погибнет, и большинство моих воинов думали о себе то же самое. С этого момента я командовал отрядом приговоренных — они считали, что выжить предназначено лишь мне, они уже не верили в собственную звезду и все свои силы направили на мою защиту. Что тут поделаешь? Меня не учили, как выживать вместе с теми, кто считает себя покойниками, даже в Сандхерсте такой науки не преподают.
Начало следующего дня мы встретили в резерве, выжидая. Пятнадцать часов спустя мы все еще оставались в укрытии — ждали вторжения Ягуаров на наши позиции. Наша мощь ослабела, связь работала только на прием, каждый воин ожидал грядущего боя наедине со своими мыслями. Мы слушали, как идет бой, и гадали, получим ли мы приказ и когда это случится, но судьба переменчива. Когда солнце опустилось за горы, нам приказали удержать позиции. Ягуары бежали — казалось, будто они собираются бросить место своей дислокации в горах. Мы должны были помочь нашим и убедиться в том, что Ягуары не попытаются перегруппироваться. Минуло уже семь часов, когда нам велели выступать.