— Нет, я этого не утверждаю,— возразил Коулман.— После исповеди он действительно направился к скамье, но потом, вполне возможно, покинул церковь.
— Я понял вас, господин адвокат. Благодарю.
— Не за что.— В глазах Коулмана светилось удовлетворение.
— Так, теперь остается голубчик с бритой головой и неизвестный в черной ветровке с капюшоном,— добавил Киндерман.— Кто-нибудь из вас помнит, оставались ли они в церкви или же сразу ушли?
Наступила тишина.
Киндерман обратился к девушке:
— Мисс Вольп, тот мужчина в черной ветровке... Что-нибудь в его облике или манерах не показалось вам необычным?
— Нет,— удивилась мисс Вольп.— Я хочу сказать, что не обратила на него особого внимания.
— А суетливости в его действиях вы не заметили?
— Нет, он был спокоен... ну, в общем, как все.
— Как все...
— Ах, да! Он слегка причмокивал. А больше ничего такого...
— Слегка причмокивал?
— Ну да.
Киндерман задумался, а потом спохватился:
— Это все, господа. Спасибо всем. Извините, что пришлось вас задержать. Сержант Аткинс, проводите свидетелей, а потом сразу ко мне. Это очень важно.
Аткинс повел всю компанию к выходу, где дежурил полицейский. Всего несколько шагов, но Киндерман с таким волнением наблюдал за сержантом, будто Аткинс решил отправиться куда-нибудь в Мозамбик и, возможно, навсегда.
Однако через несколько минут Аткинс уже стоял перед ним.
— Слушаю вас, сэр.
— Я хотел тут кое-что добавить к сказанному об эволюции. Вот все твердят: шансы... шансы... и что все очень просто. Миллиарды рыб безуспешно плюхались на берег, но вот как-то раз одна очень пройдошистая рыбешка огляделась по сторонам и заметила: «Чудесненько. Майами-Бич. Фонтенбло. Можно, я полагаю, остаться здесь и подышать воздухом». Итак, далее следуют легенды о карпе-питекантропе, карпе-кроманьонце, карпе-неандертальце и так далее. Но не все так просто. Если рыба надышится воздухом, ей конец. Да, во всяком случае, все так привыкли думать. А надо, чтобы история была повеселее? И обоснована по-научному? Пожалуйста, к вашим услугам. Так вот, дело в том, что эта умная рыбешка не загорает с утра до ночи на солнышке. Она прихватывает немного воздуха, как бы пробу,— это у нее просто очередная репетиция,— а потом сразу же назад, в море, в реанимационное отделение. Там она приходит в себя, и уже можно бренчать на банджо, вспоминая прекрасные времена, проведенные на суше. Потом еще одна попытка — и вот уже наша рыбка дышит воздухом чуть подольше. Это возможный вариант. После многократных попыток славная рыбешка мечет икру, а умирая, оставляет завещание следующего содержания: «Возлюбленные чада мои, пробуйте дышать воздухом, сделайте это во имя своего отца. С приветом, ваш Карлуша». И оставляет инструкции, как именно это делать. А потомки точно следуют завещанию. И вот так продолжается, может быть, сотни миллионов лет, поколение за поколением, и каждый раз у них получается все толковее и толковее, потому что опыт предков с генами передается детям И вот наконец одна рыбешка, тощая, в очках, этакий скромный и страшно положительный подросток, который вечно что-нибудь читает и по двору без дела не шляется, начинает так долго дышать воздухом, что вскоре уже в состоянии посещать и спортивные клубы, и даже кегельбан. Разумеется, не стоит сомневаться в том, что перед детьми этого умника уже никогда не встанет проблема с дыханием. Конечно, им придется еще трудновато, когда надо будет держаться вертикально и вырабатывать походку. Именно так и считают ученые. Согласен, конечно, я все предельно упростил. А они — нет? Да ведь сейчас любого, кто при каждом удобном случае вставляет слово «позвоночные», автоматически зачисляют в гении, не говоря уж о тех, кто знает словечко «филюм». Наука предлагает нам уйму фактов, но дает минимум знаний. Что же касается теории о рыбах, то тут тоже есть своя проблема. Конечно, упаси меня Бог удерживать рыб и не позволять им экспериментировать, но дело в том, что процесс привыкания к воздуху, к сожалению, протекает очень медленно. И каждая рыба должна начинать заново, а за одну рыбью жизнь в ее генах ничего не изменится. Главный рыбий лозунг звучит так: «Все делать постепенно».
Нет, я не против эволюции. Здесь все в порядке. Но вот тебе пример из жизни рептилий. Пораскинь на досуге мозгами. Рептилии выбираются на сушу и откладывают яйца. Пока все очень просто. Так? Сущая безделица. Но маленькой рептилии внутри яйца нужна влага, иначе бедняжка засохнет в скорлупе, так и не успев появиться на свет. И к тому же ей необходимо питаться — да еще как! — потому что вылупляется она уже сравнительно взрослой. Но не переживай слишком сильно. Малышка выживет. Потому что в яйце есть желток, который является в самый подходящий момент и сообщает: «А вот и пища». А белок прекрасно выполняет роль воды. Правда, для этого белок должен быть упрятан в специальную оболочку, иначе он обязательно испарится, не забыв попрощаться: «Пока, любезнейшая, лично я отсюда сваливаю!» И вот как по волшебству в яйце вокруг белка появляется что-то наподобие кожаной оболочки, и счастливая рептилия радостно улыбается. Рано веселиться. Все гораздо сложнее. Теперь надо подумать и об отходах — ведь скорлупа-то мешает. Нужен специальный пузырь, вроде мочевого. Тебя тошнит, что ли? Ну, я уже заканчиваю. Вдобавок надо позаботиться о каком-нибудь ломике или другом инструменте попроще, чтобы маленькая рептилия смогла в конце концов пробить твердую скорлупу и выбраться на свободу. Думаю, что сказанного вполне достаточно. Потому что, Аткинс, все эти изменения в яйце рептилии должны происходить мгновенно! Ты меня слушаешь? Мгновенно! Если хоть что-то в яйце будет отсутствовать — все: прощайте, юные рептилии, можете назначать друг другу свидания на том свете.