В городе По родились два будущих короля и основателя династий — помимо Жана Батиста Бернадота это Генрих IV Наваррский. Чтобы водрузить себе на голову корону, оба этих господина вынуждены были сменить религию, по-видимому без сколько-нибудь серьезных угрызений совести («Париж стоит обедни», — заметил по этому поводу Генрих). То, что Жан Батист Бернадот — уроженец Южной Франции, играет важную роль в его жизненном пути. Если посмотреть на его многочисленные портреты, нельзя не обратить внимание на то, что в Южной Франции нередко встречаются черты лица, свидетельствующие о происходивших в этих краях переселениях народов, когда к местному населению прибавлялись значительные массы пришельцев с другой стороны Средиземного моря. По ту сторону Пиренеев долго господствовали мавры. У многих жителей Беарна можно наблюдать те же крупные носы, карие глаза и кудрявые темные волосы, что и у основоположника шведской королевской династии Бернадотов.
Впрочем, от природы ли вились волосы у Жана Батиста, не совсем ясно. Во всяком случае, он накручивал их на папильотки.
Отец Жана Батиста был мелким адвокатом, ходатаем по делам — он умер, когда сыну исполнилось семнадцать лет. Проживи отец дольше, ему бы, возможно, удалось осуществить свое намерение — обучить сына адвокатской профессии. Теперь же осиротевший подросток немедля завербовался в полк Руаяль-ла-Марин и спустя пять лет, в 1785 году, наконец дослужился до сержанта. Продвинуться выше во Французском королевстве ему едва ли светило. Еще рядовым у Жана Батиста Бернадота случались приступы чахотки, которая преследовала его на протяжении всей отнюдь не короткой жизни. Однажды приступ был настолько острым, что служивого сочли умершим.
Молоденьким сержантом он вступил в ряды масонов. Кочевая воинская жизнь заносила его то на самый юг французского Средиземноморья, то на Корсику (где он не встретил Наполеона), то в Гренобль, где он между делом заимел внебрачного ребенка, впрочем, умершего в младенческом возрасте. Бернадот был явно видным мужчиной — высоким, стройным — и заслужил прозвище Sergeant Belle Jambe, то бишь Сержант Красивая Нога (что речь шла об одной ноге — это особенность стиля, характерная не только для французского языка).
Судя по воспоминаниям современников, Бернадот уже в это время проявлял присущие ему качества — был изящным, уверенным в себе гасконцем, склонным к театральным жестам, а в случае необходимости — к ненаигранным, хотя и сдержанным вспышкам гнева. Даже во Франции подобный гасконский склад характера привлекает к себе внимание, в Швеции же его тем более не понимали. Однако за причудливыми манерами и цветистой речью Жана Батиста Бернадота скрывался трезвый, здравомыслящий реалист. Наделенный обаянием, он легко входил в доверие к людям. Сержант с красивыми ногами был сильной личностью и производил впечатление на окружающих. Несмотря на цветистый язык, его вряд ли можно было назвать весельчаком. «Это высокий человек с темными волосами, белыми зубами и полным отсутствием живости ума, — разочарованно заметила светская дама, познакомившаяся с Бернадотом, когда его допустили в высшее общество, однако прибавила: — Но, повстречав такого человека на приеме, невольно обращаешь на него внимание и начинаешь выспрашивать, кто он».
Когда в 1789 году во Франции вспыхнула революция, Жану Батисту Бернадоту было двадцать девять лет. При ее начале он служил в Марселе, затем на западном побережье, в Рошфоре, к северу от Бордо. До этой революции получить офицерский чин могла только молодежь из знатных семейств, теперь же возможность продвигаться по службе появилась и у простых людей вроде Жана Батиста Бернадота. В марте 1792 года его произвели в лейтенанты, и с этого года он по-настоящему вступает на военную стезю: летом он привел свой батальон в Страсбург, а во время революционных боев и наполеновского марш-броска сделал головокружительную карьеру. Как выразился в тот же период его друг Франсуа Марсо: «В 16 лет — рядовой, в 22 года — генерал». Эти слова выбили на надгробном камне двадцатисемилетнего Марсо.