Выбрать главу

По Виламовицу, в первичной и истинной вере остается только мысль о божестве, которое могло бы помогать. Короче говоря, остается только некий защитник, который не имеет никаких других свойств и характеристик. Единственное, чем, пожалуй, обладает этот бог — это мощь, необходимая для выполнения его задачи защищать и помогать.

То есть, в начале процесса, именуемым эволюцией, есть чистое Ничто. Концепт эволюции, таким образом, теряет свой смысл. Поскольку вышеописанное божество не имеет никакого реального проявления, то оно, по сути, не является ничем.

Один из базовых принципов Виламовица «Там есть боги» говорит о том, что сознание должно убедиться в существовании богов перед тем, как ими займется воображение.

Но это суждение остается пустым звуком. Ведь то, что почитается как самый священный объект поклонения, оказывается «не там» при первом опыте его переживания. И возражение «нет человека, который молился бы концепту», которое Вила-мовиц сам справедливо выдвинул в сторону теории Узенера, распространяется также и на теорию самого Виламовица. Бог-помощник остается ни чем иным, как абстракцией. Он не смог бы возникнуть в сознании человека, у которого раннее отсутствовало представление об идее Бога как всемогущего существа, чья целостность не включает образ, уже сформированный у нас образованием и религией.

Такой догматичный концепт Существа, к которому прибавляются все новые и новые качества, привел к ошибочной идее, что владеющая всего одним качеством сущность не может быть тем самим «Богом», но, по крайней мере, является божеством. То, что представляют нам как суть первобытной веры, на самом деле является лишь поздней идеей, освобожденной от всякого содержания. Вера в божество может представлять его только как живое существо, а не просто как абстрактную мощь и силу.

Предположим, однако, что первичная суть веры была бы чем-то, имеющим реальное существование, некой живущей Целостностью. Тогда мы бы с удивлением спросили, почему качества, которыми она должна была быть наделена как живое существо, не являются в точности теми же качествами, которые раскрываются нам в различных отражениях мифа. Это ни в коей мере не отрицало бы теорию эволюции. Напротив, это вернуло бы ей её логическое значение. Только там, где есть живое Существо и Бытие, может быть развитие и эволюция.

Эти наблюдения направлены против работы выдающегося ученого лишь потому, что он — бесспорный мастер исследования, которое было необходимо совершить к этому времени. Следовательно, отсутствие ясности в основах его исследования особо заметно. И ошибка тех других, со взглядами которых он так яростно сражался, касается его самого в той же мере.

Таким образом, в «вегетативном «боге смерти» и подобных обобщениях стремятся растворить божеств так, будто в таких обобщениях действительно имеются первичные концепты религиозного сознания. Но это ничто иное, как безжизненные идеи. Каким образом они смогли бы удовлетворить требования набожности и приподнятого духа, вызванные мощными формами культа?

Жизнь не может возникнуть благодаря одному лишь концепту. И если бы великие формы божеств, способных мотивировать творческий дух гениальной культуры, понимались исторически, то менее продуктивного и бесполезного подхода было бы сложно представить.

Сам культ, чьим сведеньям мы доверяем более всего, учит нас, что рождение и смерть не принадлежат двум разным мирам в древних верованиях. Дальнейшее исследование должно привести нас, наконец, к тем высшим сферам, из которых обращалось божество к живим. Конечно, для этого нам придется расширить и возвысить наше мышление вместо того, чтобы опускаться до банальностей.

Наше фрагментированное, механистическое мышление ничего не знает о таких сферах Бытия, ему не известно ничего об их единстве. Как же удастся ему тогда познать их божественность? Оно рассматривает веру в божество с поразительной наивностью. Мышление рассеивает его формы лишь для того, чтобы затем вновь искусственно сложить их вместе, подражая образцу исторического процесса.

Необходимую уверенность оно получает благодаря этнопсихологии. Она утверждает, что впечатляюще бедный концепт «мощи» играет ключевую роль в примитивных представлениях, заключенных в словах «Мана», «Оренда» и др. Мы оставим этот так называемый «примитивный» способ мышления для будущих исследований и рассуждений антропологов. Подозрительно, что наш динамичный способ мышления представляет для него такое серьезное обвинение, не говоря уже о других возражениях, которые также могут здесь возникнуть.