Встретились друзья на работе. Оба были в цехе вовремя.
— Ну как дела? — поинтересовался Юрка.
— Нормально. Доехал хорошо, никто не останавливал...
Работали всю смену, как положено. После работы встретились по пути домой.
— Юрка, а я ранен...
— Когда, где? — насторожившись, спросил Юрка.
— После того, как мы расстались, я в лесопосадке засовывал обрез за пояс и пальнул нечаянно.
— Идиот, — злобно бросил Юрка. — Не можешь без фокусов. Еще не хватало... Куда?
— В ногу. Касательное ранение, ерунда...
— Болит?
— Сейчас печет...
— Что думаешь делать?
— Не знаю. Перевязать бы... Я носовым платком завязал...
— В больницу нельзя, в медпункт тоже.
— Какой выход?
— Сами будем лечить, — решительно проговорил Юрка. — Не зря три курса в медицинском учился...
Рану Юрка обработал на дому у Сашки Гребченко, умело перевязал и предупредил, чтобы, если почувствует себя хуже, немедленно сообщил ему.
Юрка еще в такси, когда ехал в Краматорск после ограбления сберкассы, хорошо обдумал план: деньги похищенные он спрячет в собачьей будке у Сашки Хоменко, а тому скажет, что в свертке, который он положил в будку, находятся ценные для него бумаги. Свою идею он претворил в жизнь незамедлительно. Из всех денег, захваченных в сберкассе, дал Сашке только пятьдесят рублей, а остальные, более восьмисот, оставил себе. Уворованные деньги не тратил, складывал в собачью будку во дворе своего друга Александра Хоменко...
Однажды у Юрки произошел суровый разговор, которого он никогда не ожидал. Пришел навестить родителей, а мать ему сразу без обиняков:
— Принеси обрез!
— Ма-ам, какой?
— А тот, что лежит в шифоньере в тряпках.
— Так он же не мой.
— А чего это у тебя глаза бегают? Опять взялся за старое?.. Мало тебе позора, что мы, родители, перенесли за прошлые твои грязные делишки! Мне до сих пор стыдно появляться на глаза людям. Сестру позоришь перед мужем-офицером... А каково отцу твоему? За все время работы на заводе ему еще никто плохого слова не сказал, не упрекнул в нечестности. И откуда у тебя эта зараза? Значит, на заводе ты только для видимости, а все мысли твои там, с той компанией подонков и выродков. Нет, ты не мой сын! — заключила с горечью Лидия Владимировна. — Ты не нашего рода... Говори, подлец, чей обрез?
— Знакомый парень дал на сохранение, — ответил Юрка. «Кто ей ляпнул? Неужели Люба... Не может быть. На нее это не похоже... Тогда кто мог?» — мучился в догадках Жудов.
— Ничего не хочу знать, а обрез принеси сейчас же!
— Что ты будешь с ним делать?
— Не твое дело! Найду, что делать с этой гадостью!
— Хорошо, я принесу, — испугался гнева матери Юрка. А в голове вертелся тот же вопрос: «Откуда узнала? Неужели Люба?»
Ни о чем не стал спрашивать у Любы, но через несколько дней все-таки отдал матери обрез. Мать оружие разобрала на части, деревянную ручку сожгла, а ствол и затвор выбросила в общественный туалет.
Жудов очень внимательно следил за настроением и поведением Гребченко. Нет-нет да и попадется ему на глаза изрядно подвыпившим. Он предупреждал его, и тот обещал, что не будет увлекаться выпивкой. Какое-то время обещание выполнял. Понимая, что Гребченко — человек ненадежный, Жудов подумывал над тем, чтобы найти себе помощника более твердого, если и не совсем трезвенника, то хотя бы такого, который, если и пил, то ума не пропивал.
Оставшись с одним обрезом, который хранился у Гребченко, Жудов думал, как бы поскорее найти себе другой. Об этом он рассказал Сашке и намекнул, что надо в ближайшее время достать для него оружие...
Вскоре Жудов встретился с Николаем Магдычем, и его осенила мысль: вот он, нужный человек! Парень бывалый, два срока оттянул, сейчас без дела; а деньги ему нужны, такой пойдет на все. Как и ожидал, Магдыч без колебаний согласился. При очередной встрече познакомил нового приятеля с Гребченко...
Жудов, как только перешагнул порог заводской проходной, услышал между рабочими разговор об ограблении буфетчицы тридцатой столовой. Рабочие передавали друг другу рассказ о ворах, которые не только забрали дневную выручку и испугали до смерти буфетчицу, но и избили ее.
— Эти подонки угрожали ей обрезом, — с возмущением сказал рабочий, по-видимому, знавший подробности ограбления. — Они даже выстрелили.
— А правда, что они вроде бы совсем молодые? — спросила женщина в фуфайке.
— Как рассказывала сама буфетчица, — пояснил тот же рабочий, — им годов по двадцать пять — тридцать, не больше.