Через четыре дня после победы на выборах Ф. Рузвельт был приглашен в Белый дом к побежденному президенту Гуверу. Проблемы военных долгов и экономического урегулирования возглавляли список наиболее неотложных международных проблем. К этому времени уже определились два главных советника нового президента в международных вопросах. Это были молодые и новые для высшего политического эшелона лица, два профессора сорокашестилетний Реймонд Моли и сорокадвухлетний Рексфорд Тагвел. Оба представляли интеллектуальную опору прежнего губернатора Нью-Йорка Колумбийский университет, оба олицетворяли опору нового президента на цвет интеллигенции. Р. Моли был специалистом в политических науках, а Р. Тагвел - авторитетом в экономике.
Приглашение на беседу с президентом Гувером, с одной стороны, было лестным. Предстояло сразу же окунуться в гущу мировой политики, воспользоваться уже проделанной подготовительной работой. Но, с другой стороны, молодая команда Рузвельта не хотела привязывать свои планы и в целом судьбу выдвинутого Рузвельтом "нового курса" к известной и уже во многом дискредитировавшей себя политике. Сам Рузвельт более всего ценил следующее достоинство руководителя - вдохновлять; ассоциировать себя с впавшей в мрачное уныние республиканской администрацией ему не хотелось. Потому-то Рузвельт и отверг приглашение своего предшественника в Белом доме принять участие в начинающейся в январе 1933 года Мировой экономической конференции совместно с гуверовскими представителями. Но получить оценку текущей политики Америки из первых уст стоило, и Рузвельт после колебаний согласился встретиться с Гувером. Беседа двух президентов состоялась 22 ноября 193.2 года. Как оказалось, негативная позиция Рузвельта в отношении международной конференции предопределила и холодный прием президента Гувера. Тот не знал, что перед ним еще более сильная личность. Рузвельт постарался соблюсти декор, но в его тоне слышался металл. Преемственности, даже по внешним признакам, у двух администраций не получилось.
Начать в полном смысле новую главу в американской дипломатической истории Рузвельту мешала не только далекая от успеха деятельность предшествующей республиканской администрации, но и все нелегкое наследие прежних лет. Спор о военных долгах казался ему абсурдом на фоне возможных по-настоящему крупных инициатив США на мировой арене. Документы говорят, что уже в начале 1933 года Ф. Рузвельт ищет "гибкий" подход к проблеме долгов. Он тайно встречается в Нью-Йорке с французским послом П. Клоделем и вырабатывает схему выплаты, подобную той, которая имела место после войны США за независимость - выплачивать основную сумму без процентов. Вся эта проблема долгов казалась Рузвельту болотом, которое нужно скорее обогнуть, чтобы выйти к магистрали конструктивной политики.
На данном этапе формируется процедура выработки Рузвельтом внешнеполитического курса, этой процедуре он будет верен до конца. Нащупывая оптимальный курс на подходе к президентским обязанностям, Рузвельт ясно показал всем, что не собирается быть пленником той или иной группы теоретиков, той или иной идейной схемы. Выслушивая череду своих советников, начиная с Моли и Тагвела, он охотно соглашался с каждым из них, но ободренные эксперты вскоре понимали, что заблуждались: президент принимал решение самостоятельно, опираясь на собственное понимание проблемы. Биограф президента А. Шлезингер отмечает: "Его излюбленной техникой было определять пределы ответственности неполно, оставлять полномочия неясными, сферы ответственности подчиненных - пересекающимися. В результате этой построенной на конкуренции теории управления часто возникало смятение и разочарование на оперативном уровне; но ни один другой метод не мог бы так надежно обеспечить в огромной бюрократической машине, переполненной амбициозными людьми, стремящимися к власти, к участию в принятии решений и власти их осуществлять, право окончательного суждения за президентом". Чтобы следовать избранной тактике, Рузвельт должен был скрывать свое подлинное мнение от самых преданных ему советников. Гансу Моргентау Рузвельт однажды сказал: "Никогда не позволяйте вашей левой руке знать, что делает ваша правая рука". Моргентау не удержался, чтобы не спросить: "Какой же рукой являюсь я, господин президент?" "Моей правой рукой, - последовал ответ, - но свою левую руку я держу под столом".
В ходе интенсивной работы на протяжении первых месяцев президентства Рузвельт выработал жесткий распорядок работы в Белом доме, и этот порядок сохранялся долгие годы.
Каждое утро, просыпаясь в своей выходящей на юг спальне, Франклин Рузвельт надевал хорошо знакомый близким старый серый свитер и располагался среди подушек, держа в руках пахнущие краской газеты. Рузвельт одновременно просматривал пять или шесть ведущих газет из Нью-Йорка, Вашингтона, Балтимора, Чикаго. Он читал их с выражением некоей мрачной решимости. Мало кто знал, как чувствителен он был к мнениям комментаторов. На поверхности об этом свидетельствовали многочисленные пресс-конференции и радиобеседы "у камелька" - Рузвельт казался безмятежным. Лишь ближайшие сотрудники знали об "агонии" этих утренних часов. В половине девятого слуга вносил завтрак, который с годами становился все более обильным. Это были самые тихие и, возможно, самые продуктивные часы президента. Он размышлял и намечал решения. Разумеется, он еще выслушает много мнений (по обыкновению, с энтузиазмом соглашаясь с каждым), но примет он то решение, которое уже почти определил для себя; теперь он лишь утверждался в своем суждении, развивая мысленно контраргументы.
Рузвельт, в отличие, скажем, от Вильсона, не был затворником, не был любителем одиночества. К нему постоянно обращались помощники, совещаясь по поводу расписания дня и подлежащих решению проблем. Его вдохновляли люди, и довольно многих он делал вхожими в его спальню в эти часы размышлений. Обычно у его ложа находились Марвин Макинтайр - секретарь по вопросам определения встреч и визитов, личный врач - Росс Макинтайр, Стив Эрли пресс-секретарь. К этим троим присоединялись Гарри Гопкинс - личный помощник, Фрэнк Уокер - помощник по общим вопросам. Рузвельт любил призывать к себе специалистов по тем или иным вопросам, причем любил делать это так, чтобы ни их коллеги, ни близкие советники не знали об этом. Комедия человеческих самолюбий забавляла его.
В десять часов слуга помогал ему разместиться в небольшом кресле-каталке, на котором довозил его до лифта, опускал на первый этаж, в Овальный кабинет. Здесь Рузвельт оставался до обеда. С двух до трех пополудни шла разборка почты и диктовка ответов на те письма, которые помощники специально отбирали для него из тысяч, получаемых Белым домом. Затем до пяти часов шли встречи и обсуждения. В пять вечера наступал "детский час" - подведение итогов дня. Коллегиальность правления сохранялась тем, что раз в неделю - в пятницу - президент собирал весь свой кабинет. По вторникам и пятницам устраивались мини-пресс-конференции для журналистов, правилом которых было не делать записей и не цитировать президента. За пятнадцать - тридцать минут Рузвельт излагал свое понимание текущих проблем избранному кругу журналистов, и те получали представление о главном направлении движения государственного корабля.