— Так, стоп: в рейд с отделением Шпаги, вроде как, собирается Ксения Станиславовна… — подала голос Оля.
— Все верно… — подтвердил я. — Причем с братьями Плещеевыми.
— Хочешь посмотреть, как они поведут себя во время зачисток?
— Да. Кстати, я почти уверен, что у старшего имеется что-то вроде чуйки. И пусть он о ней пока даже не заикался, в экстремальных ситуациях, по логике, может и открыться.
— Не откроется хотя бы Ксении Станиславовне — я в нем разочаруюсь… — неожиданно жестко заявила Птичка и снова замолчала.
— Защитница… — хохотнула в ухо Дайна, а через мгновение сообщила, что меня «хочет» Карамзина.
Я попросил вывести ее звонок на гарнитуру, услышал голос Кувалды и весело поздоровался:
— Доброе утро, Наталья Родионовна! Если что — вы вовремя. В смысле, мы уже закончили первую тренировку и в данный момент плывем к горизонту.
Женщине явно полегчало, поэтому она села на предложенную волну:
— Если бы вы знали, как люто я ненавижу вас, ваших напарниц и пилота этого самолета. Но сорвать злость на вас и вашей Стае не могу, ибо вы очень далеко, а убивать пилота себе дороже — самолет грохнется с высоты десять километров, и я этого падения не переживу.
— Далеко собрались? — полюбопытствовал я.
— Лечу в Южный. Собираюсь к вам. Обсудить парочку важных вопросов. С вечера предупредить не смогла — одна из проблем возникла поздно ночью. Примете?
— И даже встретим… — пообещал я, выяснил, в котором часу приземлится ее борт, и развернул Стаю к берегу. А через несколько минут, закончив беседу, «отключившись» и выслушав комментарии БИУС-а, поделился с девчатами крайне неприятной новостью:
— Скрябин, тварь, все-таки дотянулся и до Карамзиной — подвел одну из «марионеток» к телохранителю и, по совместительству, любимому мужчине Натальи Родионовны.
— Ты хочешь сказать, что Денис пошел налево⁈ — недобро прищурилась Оля.
На этот вопрос ответила Дайна:
— Нет. «Марионетка» «натянула» личину его матери, встретила на пороге дома, обняла, убила и исчезла в неизвестном направлении. В общем, Кувалда балансирует на грани нервного срыва и держится только за счет многолетней привычки держать лицо. Ну, а к вам летит для того, чтобы предупредить о том, что спецотдел взял далеко не всех «марионеток», и хоть немного отвлечься. Ибо попытка сосредоточиться на подготовке похорон и работе не помогла. Но вы об этих проблемах пока ничего не знаете, соответственно, готовьтесь искренне сочувствовать и сопереживать…
…Карамзина спустилась на летное поле из дворянского зала, подошла ко мне, еще раз поздоровалась, извинилась за прилет без предупреждения, приняла приглашение подняться на борт «Орлана» и позволила забрать самую обычную спортивную сумку. Оказавшись в салоне, сходу прошла к пилотской кабине и поприветствовала Иришку. А потом с моей помощью опустилась в кресло, подождала, пока сяду я, и весь перелет до Бухты вела светскую беседу. Великолепно держалась и во время «прогулки» от посадочной площадки до нашего коттеджа — полюбовалась морем, аккуратными дорожками и беседкой, призналась, что часто вспоминает время, проведенное в нашей компании, и поинтересовалась, как давно мы были на автодроме. Никак не показала своего горя и во время встречи с девчатами — сделала каждой по очень красивому комплименту, затем весело заявила, что в моих руках грех не расцвести, и даже пошутила. На тему идиотизма поклонников Оли и Светы, объединившихся в сетевые «клубы».
Об этих клубах мы не слышали, поэтому женщина какое-то время нас просвещала. Потом забрала у андроида бокал со свежевыжатым апельсиновым соком, пригубила, посмаковала вкус и потемнела взглядом:
— Каждый раз, попадая в любое из ваших владений, я ловлю себя на мысли, что оказываюсь во Вселенной дивной красоты, изысканного стиля, изумительного вкуса и спокойного безвременья. Последнее удивляет сильнее всего: у меня, привыкшей к сумасшедшему темпу жизни, пропадает всякое желание куда-либо торопиться, все проблемы уходят на второй план, а разум уступает место чувствам. Мне стало легче даже сейчас. Хотя я была уверена, что это невозможно. Просто потому, что этой ночью я потеряла единственного человека, которому доверяла так же, как самой себе.
Мы мгновенно посерьезнели, поэтому Наталья Родионовна, начав с сухого изложения фактов, потихонечку разговорилась и, в конечном итоге, вывернула душу. Плакать — не плакала. Но ее боль чувствовалась чуть ли не кожей. Поэтому мы не изображали сопереживания, а жили ее чувствами. Так что к концу монолога жаждали крови Скрябина и его «марионеток» как бы не сильнее Кувалды. Вот я и пошел навстречу пробудившимся желаниям: